Статья «Тропинка памяти»

 

Казаков Николай Александрович (19.06.1959) - работник Центра защиты леса Ульяновской области, член Союза писателей СССР и Чувашской Республики, член Союза журналистов Российской Федерации, Заслуженный деятель чувашской национальной культуры, краевед. (ГАУО. Ф.Р.-4517)

 

View the embedded image gallery online at:
http://soldofviktory.ogugauo.ru/fotogalerei/94-kollektsiya-dokumentov-i-vospominanij-uchastnikov-velikoj-otechestvennoj-vojny-1941-1945-gg#sigProId850396df31

          

 

Статья Н.И. Яценко "Писатель и воин" (Ф. Р-4274) 

 

Статья Н.И. Яценко "Вы лучшее, что у меня есть" (Ф. Р-4274)

Статья Н.И. Яценко "Памяти Сент-Экзюпери" (Ф. Р-4274)

 

Статья Н.И. Яценко "Великий гуманист" (Ф. Р-4274)

 

Статья Н.И. Яценко "Герой балтийского неба" (Ф. Р-4274)

 

Статья Н.И. Яценко "Побывавший в аду" (Ф. Р-4274)

 

Статья Н.И. Яценко "Нельсон воздушного океана" (Ф. Р-4274)

 

 

 Статья Н.И. Яценко "Нормандия-Неман" в действии" (Ф. Р-4274)

 

Статья Н.И. Яценко "Становление эскадрильи" (Ф. Р-4274) 

 

  

 Письма И.С. Полбина к супруге (Ф. Р-4274)

 

Статья М.Г. Саргина "Три ордена на знамени" (Ф. Р-4365)

 

«Как молоды мы были, как искренне любили, как верили в себя»

Конец декабря 1943 года. Учащиеся и преподаватели 4-й средней школы г. Ульяновска встречают Новый год. До конца войны еще немало дней, но, 17-летние девушки и парни, твердо верят в Победу. Некоторые старшеклассники добровольцами ушли на фронт, некоторые из них не вернулись.

Дети войны, помогали в уборке урожая, ходили в госпитали, писали письма раненым домой, трудились в летние каникулы и, несмотря на голод и лишения, были уверены, что наша Родина спасет мир от фашизма, что вернутся наши родные с фронта, что наступит долгожданный мир.

Идет концерт, на сцену выходит десятиклассница Галя Тимонина. Она читает свое собственное стихотворение. Затем - музыка, танцы. Где - то далеко идут бои, а здесь, на Волге, ждут своих близких, молодые, дружные, уверенные в своих силах. Это было незабываемое время.

Вскоре после этого вечера несколько ребят из этого класса ушли добровольцами на фронт. Сумели даже приписать себе к возрасту 1-2 года. Такие замечательные ребята-Борис Мацкевич, Юра Мухин, Слава Сантин, Вова Баранов, Борис Сална! Какие письма писали они с фронта своим девчатам!

-«Однажды нам сказали,- вспоминает Г.Н. Тимонина (Афанасьева),-что в Ульяновск привезли Славу Сатина, раненого. Всем классом мы побежали на вокзал. Нельзя было без

слез смотреть, как Славу вытаскивали из вагона, а потом на костылях он вышел на платформу…

Через несколько лет мы узнали о его судьбе – он жил в Ленинграде, стал кандидатом наук, но рано ушел из жизни.

Погибли на фронте комсорг Юра Мухин, Борис Сална. Судьбы других неизвестны. Дети войны, испытали такое, что никогда не должно повториться! Глядя на молодые, уверенные, милые лица, хочется сказать: «Спасибо вам, родные! Вы отдали свои силы, свою жизнь спасению Отечества. Мы всегда будем помнить вас, солдаты Победы!»

Николай Казаков

  

Стихотворение, сочиненное ученицей 10 класса Галиной Тимониной

В суровый, грозный час войны

Мы Новый год встречаем

И маскарады прошлых лет

Невольно вспоминаем

Мы помним яркие огни

На новогодних елках,

И золотистых нитей блеск,

И смех веселый, звонкий.

Но грозной тучею война

Нависла над страною

Дерется богатырь - народ

С фашистскою ордою.

Трудно, и тяжела борьба

С фашистским лютым зверем,

Но час победы недалек,

И мы в победу верим,

Мы знаем - кончится война,

Вернется к людям счастье,

Пройдет невзгоды тяжкий сон,

Как серое ненастье.

Не будет больше слез и ран,

И мать дождется сына,

Вернется в братскую семью

Родная Украина,

Так пожелаем, чтоб скорей

Победа наступила,

Чтоб уничтожена была

Навеки вражья сила,

Чтоб снова увел родимый край,

Отечество свободы,

Так с Новым годом вас, друзья,

С победным Новым годом!

 

                Подвиг братьев Кирюшкиных

              (К 65-летию Победы над фашистской Германией)

                                                                 «Война ушла в прошлое. Но героические подвиги,

                                                                совершенные сыновьями и дочерьми Отчизны, на-

                                                                 вечно, золотыми буквами вписаны в историческую

                                                                 летопись Советской страны. Наш народ свято хра-

                                                                  нит в памяти имена тех, кто в жестоких сраженьях

                                                                   с фашизмом отстоял свободу и независимость Ро-

                                                                 дины».  

Первый день войны. Это был неожиданный и страшный день. От гула моторов и разрыва снарядов содрогнулась земля. Бои развернулись по всему фронту на тысячи километров. Известие об этом дошло и до села Елаур. На фронт И. С. Кирюшкин ушел в 1941-м с должности редактора тогдашней Богдашкинской (ныне Цильнинской) районной газеты. Стрелковая дивизия, в которой он вначале был политруком роты автоматчиков, затем политруком роты станковых пулеметов стрелкового полка, а впоследствии ответственным секретарем дивизионной газеты, прошла боевой путь-от Москвы до Эльбы. В боях он был дважды ранен. Его боевые заслуги отмечены орденами Отечественной войны, орденом Красной Звезды и многими медалями. Член КПСС с 1941 года. С ветераном Великой Отечественной войны И. С. Кирюшкиным я знаком с начала 90-ых годов прошлого столетия, когда создавались общественные чувашские организации. В последние годы жизни он активно занимался возрождением чувашского педучилища им. И. Я. Яковлева, незаконно закрытого в 1956 году.

Дивизия, где он служил, была сформирована в городе Фрунзе, она вошла в состав 10-й армии Западного фронта и принимала непосредственное участие в разгроме немецко-фашистских войск под Москвой. В 1941 году шли кровопролитные бои под Смоленском, где стояли насмерть советские воины. Камнем преткновения стал для фашистов этот город. Тысячи гитлеровских вояк нашли себе здесь могилу. Благодаря героизму защитников Смоленска было выиграно время для организации обороны Москвы. В августе 1943 года в составе 385-й стрелковой дивизии 49-й армии И. С. Кирюшкин принимает участие в освобождении легендарного города. Вместе с ним сражались ульяновцы: Матвей Филиппович Давыдов, Иван Петрович Чиженков, Вера Михайловна Бобылева. «За годы войны бывало разное, - говорил он мне, – удачи и неудачи. Запомнилась одна разведка боем: тогда были взяты в плен два офицера и врач- фельдфебель, которые выдали ценные сведения. Потерь в этой операции мы не имели…Но были потери под деревней Анновкой, мы потеряли многих своих лучших бойцов. Тяжелыми были бои и за Дубровку… Помню зиму 1942 года. Морозы были лютые, часто мели метели, засыпая дороги снегом. Села по пути сожжены, разрушены. Отдохнуть или погреться негде. Жили под открытым небом, но никто не жаловался на мороз и холод…Ночью к нам явились ребята лет шестнадцати из близлежащих сел и попросили принять их добровольцами в армию, чтобы отомстить за погибших товарищей-подпольщиков. Их приняли, обмундировали. Все задания командования они выполняли, бывали в немецких тылах, выведывали расположение частей и огневых точек противника. Из одного боя не вернулся Ваня, погиб, а Алеша остался жив, встретились после войны.

Прорвав оборону противника под городом Киров Калужской области, дивизия вступала на территорию Белоруссии. Первый город, которой освободили на этом пути, был Кричев. Это было 30 сентября. За успешное форсирование реки Сож и участие в освобождении города Кричева Приказом Верховного Главнокомандующего №28 от 30.09.43 г. 385-й стрелковой дивизии присвоено почетное наименование «Кричевская». Дивизией командовал М. Ф. Супрунов до конца войны. Вспоминая об этом человеке, Иван Сергеевич говорил мне так: «Уравновешенный, доброжелательный. Обладал высокими партийными качествами…На фронте коммунисты шли впереди. Шли туда, где было труднее, где приходилось воевать с врагом. Таким был и наш командир…Не раз приходилось видеть, как, рискуя жизнью, солдаты спасали своего командира».

Находясь на фронте, И. С. Кирюшкин регулярно проводил политические занятия, политинформации с бойцами. Выпускались «Боевые листки» и «Молнии». Читали газеты. Агитаторы ежедневно доводили до солдат сводки Совинформбюро о мужестве панфиловцев, стойкости сталинградцев, защитников Ленинграда в газетах, листовках, по радио. Перед боем в подразделениях частей проходили партийные и комсомольские собрания. Многие солдаты и офицеры перед боем подавали заявления в партию. «Хотим идти в бой коммунистами». Перелистывая пожелтевшую подшивку дивизионной газеты, я наткнулся на корреспонденцию, которая сообщала о том, что младшему сержанту У. Наринбаеву был вручен партийный билет. Он пишет: «Я горжусь, что стал членом партии, ибо это-высокая честь для меня. Ни своей крови, ни жизни не пожалею, чтобы оправдать высокое звание коммуниста…». Зимой 1943 года в дивизию приехал поэт Алексей Сурков, автор известной всем «Землянки», с которым И.С. Кирюшкин долгое время вел переписку.

Новый 1944 год дивизия встретила в лесу… Всем были выданы наркомовские сто граммов. Было морозно, шел густой снег… Перед новым годом приезжала к ним делегация из далекого Киргизстана. Первый день Нового года встретили все вместе на лесной опушке. Девушки пели песни на разных языках. Прозвучали народные мелодии на чувашском и татарском языках. Дружба между народами помогла им выстоять в тяжелой борьбе против немцев.

На дорогах войны бойцы теряли своих боевых друзей-товарищей, но советский дух врагу сломать не удалось. В сражениях уничтожили много вражеской техники и боеприпасов, а однажды захватили «душегубку», в которой газом травили людей. Около машин лежало много трупов. Такое забыть невозможно.

И. С. Кирюшкин принимал участие в знаменитой операции советских войск «Багратион» в июле 1944 года, которая закончилась полным освобождением Минска и всей советской Белоруссии. Дивизия продолжала наступать вдоль железной дороги из Могилева на Осипович, затем у Кличева пересекла насыпь и двинулась, ведя бои за крупные населенные пункты Червень, Смиловичи, Самохваловичи. После решительного натиска советских войск и создавшейся в районе Минска сложной обстановки для немцев, они начали поспешное бегство. Запомнился мне рассказ И. С. Кирюшкина об этом событии: -« Для меня памятным стало наступление 1944 года, когда наша дивизия вела бои в Белоруссии. Фашисты сопротивлялись с особой яростью, превращая каждый населенный пункт, каждую высоту в мощные укрепленные районы. Жестокостью отличались схватки с оккупантами в районе восточнее Минска, где была окружена большая группировка вражеских войск. Ожесточенные стычки нередко происходили по ночам, мы уже умели воевать, был опыт рукопашной борьбы Однажды мы внезапно вышли на большое скопление фашистов, и завязалась рукопашная схватка. В ход пошли саперные лопаты. Без труда взяли в плен двух фрицев. В ночных атаках нам почти всегда сопутствовал успех. Потерь мы почти не имели. За эту операцию многие советские солдаты и офицеры были отмечены высокими правительственными наградами. Я был награжден орденом Красной Звезды».

В августе 1944 года наши войска вступили на территорию Польши. Наступательный дух советских воинов был настолько высок, что удержать их было невозможно. Один за другим освобождали они населенные пункты. Передвигались ночью. Преследуя отступавших фашистов, приходилось преодолевать тридцать, сорок и даже пятьдесять километров в день. Порой топали по восемнадцать-двадцать часов в сутки. До конца октября 1944 года длились ожесточенные бои в Польше. Противник прочно осел на Нарве. В середине января 1945 года перешли в наступление наши войска. Преодолев яростное сопротивление немцев, советские солдаты прорвали оборону врага, свидетелем этого был И. С. Кирюшкин. Танковые части устремились в прорыв, заняли город Мышинец и вторглись в Восточную Пруссию. «Чем ближе подступали к Данцигу,- вспоминал Иван Сергеевич,- тем ожесточеннее сопротивлялся противник. Немцы снарядов не жалели. Повсеместно гитлеровцы оказывали яростное сопротивление, пустив в ход фауст-патроны, огнеметы, большое количество стрелкового оружия.…В результате упорных боев наши войска заняли пригород Данциг. Большую часть пути прошли в пешем строю, преодолевая за сутки тридцать-тридцать пять километров. Навстречу нам шли старики, женщины, дети. Они возвращались домой, к своим очагам, на тележках, велосипедах везли свои вещи. Люди часто останавливались и поднимали руки в приветствии. Наша дивизия стремительно продвигалась на запад, к Эльбе.

В районе Грабова 3 мая 1945 года встретились с дозором 82- воздушной десантной американской дивизии, выехавшей навстречу на 2-х машинах. Тут же появилось еще несколько машин с белыми звездами. Объяснялись жестами: мы не знали английского языка , а они - русского. Но понимали друг - друга очень хорошо: войне конец. На этой встрече некоторым советским офицерам были вручены воинские награды США-орден Легиона Американской Армии, а нам памятные значки и ценные подарки на память о встрече. В этот день у всех было приподнятое, радостное настроение. За годы войны мне довелось подружиться со многими хорошими людьми. К сожалению обо всех просто невозможно рассказать… С некоторыми из них я встречался в послевоенные годы, а с Мефодием Алексеевичем Суховым довелось работать на строительстве научно-исследовательского института атомных реакторов в городе Димитровграде Ульяновской области. Инженер-подполковник, он умело руководил мирной стройкой.»  

Закончив войну, капитан И. С. Кирюшкин продолжал армейскую службу в составе советских войск в Германии. Являясь заместителем коменданта города и района, он принимал непосредственное участие в работе по возрождению Германской коммунистической партии, в создании организации Свободной немецкой молодежи, в проведении земельной и школьной реформ, в создании всех необходимых предпосылок, которые были необходимы для того, чтобы немецкий народ прочно встал на путь социалистического развития, в создании первого немецкого государства рабочих и крестьян - Германской Демократической Республики. Позже, занимая должность заместителя командира инженерного полка по политчасти, капитан Кирюшкин И. С. руководил строительством железнодорожного и шоссейного мостов через реку Одер в городе Франкфурт-на Одере. В это время он знакомится с секретарем коммунистической партии Германии Эрихом Хоннекером, которая позднее вылилась в их дружбу, они вели беседы об опыте строительства социализма в СССР, о будущем ГДР.

Во время войны И. С. Кирюшкин был фронтовым журналистом дивизионной газеты «За Сталина», где он подробно освещал боевой путь дивизии и о своих товарищей. Почти в каждом номере были выдержки из оперативной сводки Совинформбюро. В них отражены события, которые происходили на фронтах Великой Отечественной войны. Есть две подборки информаций с мест под рубрикой «Наши герои», которые коротко   знакомят нас с героическими подвигами воинов дивизии. Одна из них называется «Подвиг большевика Коломийца». Подобных примеров в газете много. Журналист стремился раскрыть подвиг советского солдата, чтобы он был примером для подражания. Можно бесконечно листать пожелтевшие страницы дивизионной газеты. Каждая заметка, каждая фотография напоминает историю Великого народного подвига. Журналист И. С. Кирюшкин с блокнотом и винтовкой всегда был там, где трудно, где шли ожесточенные бои, чтобы записать их подвиг в газету. Таким он запомнился в глазах ветеранов дивизии, которые приехали в Ульяновск на встречу с фронтовым журналистом летом 1988 года. Как дорога и свята для нас память о тех, кто был в первых рядах защитников Родины, кто не дошел до Победы. Нет ничего дороже Родины, ради спасения которой миллионы солдат отдали свои жизни. Нам надо бережно хранить нашу историю, подвиги советских солдат.

После победы над врагом славные защитники Родины вернулись к мирному созидательному труду. Но не забыты фронтовая боевая дружба и боевые традиции. Ветераны дивизии, бывшие бойцы и офицеры, организовывали традиционные встречи в Москве, в Киргизии, в Ульяновске. Последняя встреча школьников с ветеранами 385-й Кричевской   Краснознаменной ордена Суворова 2 степени стрелковой дивизии состоялась в школе №13 города Ульяновска. На ней бывшие воины рассказали учащимся о боях, в которых участвовала дивизия. Воины дивизии, оставшиеся в живых, написали книгу – воспоминания «От Фрунзе до Эльбы», в которой солдаты, офицеры, политработники вспоминают о своих боевых товарищах. Вошел в этот сборник и рассказ фронтового журналиста И. С. Кирюшкина. - «Верные солдатскому долгу». После выхода этой книги в ДК «Планета» состоялась читательская конференция школьников по этой книге.

В послевоенные годы И. С. Кирюшкин находится на партийной работе. Он заведует отделом пропаганды и агитации райкома КПСС, является редактором районной газеты в Цильнинском районе, редактором городской и районной объединенной газеты в г. Мелекессе (ныне Димитровград). В последние годы жизни он был председателем Ульяновского областного чувашского просветительского общества им. И. Я. Яковлева., являясь активным сторонником возрождения чувашской письменности. Ему присвоено почетное звание «Заслуженный работник культуры Чувашской Республики».

Родители Ивана Сергеевича являлись примером в воспитании сыновей, уважаемые люди, всю жизнь трудились на благо процветания Родины, не жалея своих сил. Сергей Николаевич – участник штурма Зимнего Дворца в октябре 1917 года, красногвардеец, прошел всю гражданскую войну. Анна Петровна-мать девятерых детей, проводила на фронт, кроме Ивана Сергеевича, еще троих сыновей - Андрея, Николая и Михаила, которые также находились на фронте всю войну и свой победный боевой путь завершили на территории поверженной Германии. До войны Андрей Кирюшкин служил в армии. После службы его направляют в Ленинградское инженерное военное училище, в котором обучали подрывному делу. Закончив училище, молодой офицер был направлен на службу в Курск. Начинается война. Часть, где он служил, под Вязьмой попадает в окружение. Это были части армии генерала Власова. Шли ожесточенные бои. В одном из боев он попадает в плен к немцам. Как это было? Об этом он рассказал Ивану Сергеевичу.

-«Рано утром немцы начинали прочесывать поле. Слышу- через динамик кричат: «Солдаты, переходите на сторону германской армии». Вдруг остановился возле меня немецкий броневик. Открыв люк, вышел офицер и приказал солдатам арестовать меня. Тех, которые не могли встать на ноги, тут же расстреляли. Так погиб мой лучший друг Серега из Курска. А своих, убитых немцы похоронили на этом же поле.»

Немцы направляют его сначала в Рославльский концентрационный лагерь, а потом - в Могилевский и Молодечкино. Везде порядки одинаковые: побои, пытки и издевательства над солдатами, невыносимые условия жизни. В течение нескольких лет он побывает во многих немецких лагерях, где знакомится с подпольными антифашистскими организациями. В конце 1943 года его переводят в лагерь для военнопленных возле Берлина. Во время переезда на новое место назначения ему чудом удается бежать из немецкого плена. В вагоне, где он ехал со своими друзьями, окна были без решетки. Пользуясь, случаем, Андрей первым выпрыгнул через окно вагона, после него и другие. Немцы их не заметили. На улице темно, поезд скрылся за горизонтом. Бежавшие (их было двенадцать человек) назначают Кирюшкина старшим, т.к. он по званию был выше всех. Рано утром группа направляется в лес, где встречается с лесником, который оказался связным с партизанами. Позже через него узнали, что находились на территории Франции, возле города Сент-Этьен. Там были шахты под присмотром немцев, рабочие руки были им нужны. Но счастливая случайность спасла Андрея от смерти. Связной был тоже коммунистом, боролся с фашизмом с начала войны. Этому случаю они обрадовались и через несколько дней оказались участниками Движения Сопротивления «Свободная Франция», руководителем которого был генерал Шарль де Голль, где воевали до конца войны. Их обмундировали, дали оружие, научили разговаривать на французком языке. А позже французские партизаны его с любовью называли «Наш Андрео». Приняли присягу. Для советских солдат в начале войны нелегально выпускали газету «Советский патриот» в Париже. В одном из номеров была помещена статья о подвиге А. Кирюшкина и его товарищей, которые храбро сражались с врагом, уничтожали немало гитлеровцев, взрывали блиндажи и склады боеприпасов, добывали ценные документы, оружие. В отряде было много людей разных национальностей из России. Из них была организована дивизия, командиром   которой стал А. С. Кирюшкин. Его дивизия участвовала в освобождении от немцев городов Ле-Пюи, Сент-Этьен, Лион, Парижа. Во время боев его принимают во Французскую коммунистическую партию, вручают партбилет. Позже он познакомился с француженкой Марией в партизанском отряде, но приезд ее в Россию становится невозможным. Долгое время они переписываются. Памятным днем становится его встреча с генералом Шарль де Голлем, от которого он получает несколько благодарностей. За активное участие во Французском сопротивлении генерал награждает его медалью. Андрей Кирюшкин возвращается на родину в конце 1945 года. После войны в 1958 году его награждают орденом Красной Звезды за храбрость, проявленную под Вьязмой. Награда нашла героя через 15 лет.

В книге памяти «Солдаты победы» есть краткая запись: «Кирюшкин А. С., 1916 г.р., с

Елаур Сенгилеевского района Ульяновской области. Призван в 1941 Сенгилеевским РВК. Западный фронт, 33 армия, саперный батальон, Франция, партизанский отряд. Лейтенант.

Орден Красной Звезды, медаль «За победу над Германией».

После войны долгое время работал дорожным мастером, строил дороги «Елаур-Сенгилей». Умер в 2001 году.

И. С. Кирюшкин и его семья - это достойные сыновья нашей Родины. Мы помним и гордимся подвигом Советского народа. «Знать и помнить»- эти слова звучат как священный призыв для молодого поколения России.                                        

Н. Казаков

         

 

                                             Фронтовые письма  С. Н. Шартанова

C фотографии смотрит на нас человек, чья судьба связана с Ульяновском. С 1937 по 1939 г. он был директором  Чувашского педагогического училища.

Родился Семен Никитич Шартанов 30 сентября 1900 года в селе Бездна Городищенской волости Симбирской губернии ( ныне это село входит в Дрожжановский район  Республики Татарстан).  В 1917 году в Баку вступил в ряды ВКП (б). Из рассказов старожилов стало известно, что он был участником гражданской войны в Закавказье. В то время Баку был центром революционного движения в Закавказье. Бакинская большевистская организация создавалась, росла и крепла под непосредственным руководством Сталина. Ему пришлось участвовать во всеобщей стачке в Баку, где он встретился  С. Шаумяном и И. Сталиным. Участвовал в работе 1 съезда большевистских организаций Кавказа, состоявшимся 2-7 октября 1917 года в Тифлисе. После окончания гражданской войны учился в Ульяновском чувашском педагогическом училище. В 1929/30 учебном году был прикомандирован к общественно-экономическому отделению Казанского педагогического института для повышения квалификации. Окончил в 1931 году институт марксизма-ленинизма в г. Москве.  До 1937 года жил и работал в  г. Чебоксары. В Цивильске работал директором педагогического училища.  В это время он экстерном сдал экзамены и с отличием закончил Четырех годичный Куйбышевский государственный педагогический институт. В зачетной книге, что хранится у меня, по всем предметам  Семен Никитич показал отличные знания, особенно по политическим предметам. До войны работал в Сызранском горкоме партии ВКП(б).  Решением бюро ГК  ВКП(б) от 28.11.1940 г. (приказ  №53)  он был принят на должность лектора и работал им до начала войны.  Затем был направлен  в Тереньгульский райком ВКП(б). В это время начинается война.

В 1941 году он призывается на военную службу. 23 июня 1941 года в составе 61-ой Пензенской дивизии ушел на фронт. 27 апреля 1943 года при попытке прорваться из окружения майор С. Н. Шартанов пропал без вести в районе Павлограда. Остались фронтовые письма. Он их отправлял жене и детям в  город Пензу. Мы решили в канун дня Победы опубликовать их в печати. Текст приводится без изменений.

Здравствуйте, мои милые!  Ну, как дела? У нас все хорошо. Немца бьем каждый день, бывает много пленных. Стараемся выполнить задачу: разгромить врага под Москвой. Сил хватит у нас, только помогайте нам в тылу. На этих днях получили новое обмундирование - все суконное, а еще до этого мы уже имели ватное, телогрейки и брюки. В общем, одеты хорошо и тепло, так что обо мне  не беспокойтесь. Я все думаю о вас: как у вас с дровами и с питанием. Славе, Кларе и Лене надо об этом крепко позаботиться, хотя я надеюсь на вас. Когда только вы захотите. Купить зимой трудно, а доставить и того хуже. Ты что же, мамуля, не сообщаешь о своем здоровье? Я получил единственное письмо и даже в нем ни слова! Кажется мне, что я несколько интересуюсь этим вопросом. Напиши, получаете ли вы мои письма и телеграммы с поздравлением. Я лично от вас не получаю. Живу воспоминаниями. Плохо, что я не взял с собой карточек. Переслать сюда почтой невозможно. Ну, ладно, встретимся еще и тем радостнее будет встреча, а еще радостнее будет, если скорее разгромим врага. Будьте здоровы.

До свидания. Ваш папа. Крепко целую вас всех, особенно Ниночку и Шурика, они- то ведь какие молодцы у нас!  Сеня.

Адрес: Действующая Красная армия, полевая почтовая станция 679, почтовый ящик 1-А,  мне.

Здравствуй, моя милая, мои милые деточки!  Надолго, видать, разлучила нас эта фашистская гадина. Но ничего, живы будем-увидимся. У нас на фронте полная уверенность в победе над фашизмом. Хоть много мы потеряли территории, но и они положили за это немало. На уступленной территории у нас не было сколько - нибудь решающих промышленных центров. Наш тыл еще крепок. Держитесь крепко. Мы нанесем решающий удар, будьте уверены. Милая Нюра, извини, что не мог так долго писать,не было возможности. Еще и сейчас мой адрес не так определенен. Я теперь служу в другой части……(военной цензурой вычеркнуто-автор) Я в связи с этим, служу в штабе 3 армии на старой работе. Неизвестна лишь должность. Рекомендован на должность помощником начальника 3 отделения оперотдела. Стоим в лесу, в землянках. Питание хорошее. Из одежды ничего у меня не осталось: шинель, оба плаща, белье, бритва, все, все осталось в обозе, который достался противнику. Теперь надо получать все вновь. Заработанную плату я еще не получал, нет приказа о назначении. Как только получу, вышлю несколько…В прошлый раз послал я тебе, получила или нет? До сих пор мало кто получал письма из дома. Почта работала плохо. Теперь  начинают получать. Пишите вы. Уж очень соскучился я по вас. Вы – то, наверное, получаете письма, а мы не получали до сих пор. Ну, как вы, детки мои? Моя малюсенькая Ниночка! Ты, наверно, теперь большая, да? «Кто пели детский сад!»- говоришь? Ходит ли она в детский сад? Надо ее устроить туда. Куда лучше воспитываются они там. А ты, Шурик! Ты вот скоро красноармейцем будешь. Только ходи в детсад, научись песни петь, стихи рассказывать и сказки, домики строить, из пушки стрелять и музыку слушать. На Леню я надеюсь. Правда, он шалун, но он понимает, что шалить и хулиганить - это плохо, а раз так, то он будет хорошим мальчиком и прилежным учеником. Старайся учиться: в школу не опаздывай, приходи за 15-20 минут раньше, бери с собой нужные тетради, учебники, карандаши. За уроком сиди смирно, слушай внимательно учительницу, пиши красивее, читай громко и хорошо, а все прочитанное или прослушанное понятно расскажи. Ну, Клара, старайся учиться. Только не будь упрямицей как в школе, так и дома. Помогай маме. Как Слава со своим хвостом?…Ликвидировал или нет? В какой школе учится, в каком классе? Напиши мне подробно. Как живет школа, как живете дома. Как питание, одежда, дрова, деньги, керосин и т.п. Все подробно напишите.  Ну, пока досвидания. Крепко целую вас. Ни от кого не имею фотокарточки, так можно перезабыть. Постарайся, Нюра, прислать мне, когда установится регулярная связь. Ну, пишите.  Мой адрес: Действующая армия   Полевая почтовая станция 679   Почтовый ящик 1-А   Старшему лейтенанту  Шартанову С.Н.  6.09.1941г.

Здравствуйте, мои милые деточки!

Сегодня я получил от вас письмо. Как я рад за ваше письмо, как вы выросли все, а? Очень большие стали вы, но подрастать еще надо вам. Вот, например, Леня: он написал очень хорошее письмо. Теперь я знаю, что Леня растет, знаю его почерк, знаю немного его грамотность, знаю, как может он писать хорошее письмо папе. Но вижу и ошибки: «понравилось  картина,  професстор, цирк, Суваров…Значит ему еще надо подрасти. Но я теперь знаю, что он подрастет. Разве может плохо расти и учиться такой парень, который может папе написать  хорошее письмо, рисовать танк и крепко хочет фашистам смерти. Спасибо, Леня, за письмо, старайся учиться и помогать маме еще лучше.

Большое  письмо написала Клара. Я очень рад вашим успехам на елке. Молодцы! Я благодарю Клару за сообщение одной вещи. Я думал, что такого штаба нет, где вы проводили утренник. Ведь это мой штаб, в котором я раньше служил. Мама не знает, оказывается, где я служу теперь: служу я в штабе 3 армии, помощником начальника 8 отдела. Скоро получу перевод в штаб фронта, а может и ближе к вам. Но это все равно. Вы пишете, что соскучились. Конечно, я тоже очень соскучился, но наша встреча будет тем радостней, чем больше побьем мы фашистов к этому дню, а совсем коротко, если мы их полностью разгромим. Но можете крепко надеяться на окончательный разгром гитлеризма, только надо крепко выдержать всякие трудности и нам, на фронте, и вам, в тылу, да как следует  укрепите лапище Шуры и Ниночки. Вот уж лапищи, не узнать прямо их. Эти лапища и их головы, каким они растут, покажут еще чудеса, большее, нежели у нас показывают на фронтах наши красноармейцы. Читали вы о 28 героях,  погибших, громя фашистские танки? Таких примеров у нас много. Героизм, моральный дух нашей армии растет, и падает былая фашистская спесь: теперь эти фрицы-изверги выглядят куда скромнее, вернее - жалко выглядят. У нас много проходит пленных, и мы видим перемену. Вы представить себе не можете, что это за изверги, до чего они потеряли человеческий облик, до чего у них звериный облик. Нет, они не могут победить, это обреченные люди. Они хорошо воюют в деревнях с детьми, стариками, с женщинами, но они же презренные трусы перед лицом наших бойцов, дрожат, поднимая свои руки при сдаче в плен, спасая свою шкуру. Рекомендую хорошенько вчитаться и понять весь глубокий смысл обращения к немецкому народу общественными деятелями Германии. Это глубокая правда. Фриц - есть ругательское слово, но горе немецкому народу, если он не схватится  своевременно за ум и, может быть, невольно станет пособником Гитлера. Но не думаю, чтобы немецкий народ был трусом и испугается своего позора, называемого гитлеризмом. Некоторые факты показывают начало пробуждения в немецком народе. Но ничего, наша Красная армия пробудит их спящих. Помогайте - как следует ей. Вот я вижу, что вы не унываете, растете, учитесь, пишете мне и радуете меня. За это спасибо. Вот только не разучился ли писать Бронислав? Я слышал от кое кого, что он лентяй, ничего не делает, плохо учится и т.п. Пусть он подумает об этом, если у него есть хоть немного здравого смысла, кому это на пользу его поведение. Но я продолжаю надеяться, что он отбросит спячку, взглянет на себя и возьмется серьезно за дело. Ну, пишите еще. Больше вам спасибо за письма. Крепко, крепко целую я вас всех, мои деточки, и нашу маму.   Ваш папа Сеня    2.02.1942г.

Здравствуй, моя милая женушка!

Как давно я тебе не писал обстоятельного письма…все время мучила меня эта оторванность. Даже разговаривать с тобой начал в полусне. Отсутствие писем от тебя сильно беспокоит меня. Не нахожу себе места. Беспокойство мое усилилось еще больше, когда я побывал в Москве. Раньше я был спокойнее, да и письма начал получать регулярно. Ну, а теперь я вот на новом месте, имею свой почтовый адрес. Стою я под Старой Руссой. Тут немецкая 16 армия находится в окружении. Бьют их наши летчики нещадно. Они на самолетах подбрасывают подкрепление, а наши летчики и зенитчики сбивают их. Много раз пытались и пытаются прорваться из окружения, но каждый раз откатываются, неся большие потери. Здесь дела происходят куда обширнее, чем там, где я был до сих пор. Служу я теперь в одной крупной летной части. Работа старая. Но очень перегружен, устаю. Сильно действует бессонница и простуда. Кашель. Сильный бронхит, видимо, если не хуже. Никак не могу собраться к врачу. Хорошо дело обстоит с питанием, это выручает. Будучи в Москве, заходил к Тоне, живет и работает там же. От прежней здоровой свежей Тони нет и следа. Курит, вообще какая то пустота. Много лишних вещей было у меня - оставил у ней. Сохранится - так хорошо, а нет - «бог» с ними, с вещами. Посылки не принимают. Они бы пригодились тебе для обмена на муку. Я боюсь, что у вас хлеба нет. Но как бы ни было трудно, Нюра, держитесь, не падайте духом. Нынешним летом мы должны с ними покончить. Слово Сталина стальное!

Ну, как ты живешь, моя милая? Как здоровье твое? Главное, что требуется от тебя-это спокойствие. За меня вовсе не беспокойся. Организм у меня крепкий, выдержу, а с немцем мы еще повоюем, здоровья и на это хватит. Тут главное не в этом. Главное в том, что бы наши тылы спокойно, уверенно работали на нас и были здоровыми.

Ну, как себя чувствуют дети? Здоровы ли все? Из - под Орла я ему писал письмо. Ответил или нет - не знаю, но получить его я уже не сумею. Пусть он мне напишет ответ сюда. Кроме того: я хочу продолжать переписку с Леней и Кларой. Какое хорошее письмо он написал в прошлый раз! Особенно рисунок с надписью: «Смерть фашистским оккупантам». Очень мы радовались и смеялись с товарищами.  Ты вот напиши -ка мне, Леня, что вы делаете в школе для того, чтобы разгромить в этом году фашистов? Нам очень много нужно металла, собираете вы или нет? Хорошо бы сделали вы, если бы по- серьезному взялись за дело. Это касается и Кларе и Славе особенно. Напиши мне, как с учебой, нет ли плохих оценок. Хотя я на Леню надеюсь. Он маленьким был шалун большой, а теперь он хороший мальчик, я это чувствую.

Вот уж маленьких карапузов моих Шуру и Нину хочу видеть- прямо страсть. Шурик и Нина тоже умненькие, они ходят в детсад и наверно не плачут. Вот на следующую зиму приеду и увидимся. Шура,наверно, большой стал, вон у него лапища какие.

Как с одежонкой у ребят? На лето есть в чем ходить? Боюсь за обувь, ее наверно трудно достать.

Как живет город, читаешь ли газеты, ходишь ли смотреть кино, в театр? Это надо тебе. Сходила бы к Есиной и с ней в театр. Денег я тебе не мог послать, не было, скоро образуется запас, и я пошлю. Не  знаю, годен ли старый аттестат. Но все равно, я выпишу новый и пришлю тебе.

Предупреждаю тебя, что письма мне пишите чаще, т. к. некоторые из них я может быть вовсе не сумею получать из за переездов. А если редко будете писать, да я еще и не получу их, то буду сидеть без писем. Ведешь ли переписку с Буинском? Тоня говорит, что Андрюша тоже взят на службу. Надо будет и мне написать Оле письмо и спросить его адрес. Шура, оказывается, был ранен. Он должен быть где- то близко от меня, но я не знаю его адреса. От Пети и Алексея тоже нет писем, хотя жене Алексея я написал. Но такая даль, что год будет ходить письмо. Часто же писать я не могу, да и времени не бывает.

Ну, до свидания, моя милая Нюрочка, крепко и крепко целую тебя и наших милых деточек. Пишите скорее, жду. Ваш папа Сеня.

Село Старое Рахино, Ленинградской области  (около Валадай. Здесь, из озера Селигер, начинает свое течение наша могучая матушка - Волга)

Адрес: Действующая Красная армия. Полевая почтовая станция 1820 УВВС фронта Шартанову С. Н.  10,04. 1942г.

Здравствуйте, мои дорогие!

Вот спасибо вам за письмо. Я уже получил от вас второе письмо. Каждое письмо несказанно радует меня, будто чувствую вас около себя. Это чувство здесь, на фронте, особенное, глубокое. Варварское нашествие бандитов,  сжигающих по пути бегства все, что возможно, оставляющих сотни тысяч людей, семей без крова, детей без родителей, родителей без детей-все это глубже заставляет думать о дорогой родине, о детях, о родных. Ну, ничего, расплата началась, и мы ее безусловно закончим по- сталински.

Письмо ваше получил позавчера. Из него видно, что моих писем вы получаете гораздо больше, чем я ваших. Я всего написал вам 7-8 писем, одну телеграмму, два денежных перевода. Между прочим, о получении денег вы не пишете, хотя просил вас об этом не раз. Ну, ничего. Возможно, вы и не получали, т-к почта наша хромает сильно, да и доставлять их нам сюда было трудно, постоянно меняем расположения. Не пишите вы мне больше по старому адресу. Пишите по новому, т-е по второму адресу, по которому я от вас два письма получил. С квартирой вас  потеснили - говорите вы? Ну, ничего, свободно заживете после полного разгрома фашистов, а теперь надо потесниться, да вы хотя и не жалеете об этом. Только трудно представить себе: видно спите вместе, впритирку, как и мы здесь часто так же отдыхаем. В этом письме мне много написала моя Нинуся, видно, как она меня любит и ждет. За то и я ее очень люблю. Уж я ей привезу кассетки, обязательно. Вот мой боец, красноармеец и командир - Шурик-мало пишет. Он видимо занят стихами и…заботой о еде. Мой Шурик не пропадет, ничего, что немного бледноват, зато он какой крепыш. Да он, видимо, растет еще. Ты мне, Шурик, напиши про свой детсадик, каково там, много ли игрушек, весело ли вам? Маме-то, видать, весело с вами, если люди поддерживают. Ну, и это ничего, все надо пережить. В одном городе, который мы тогда оставили, а теперь  взяли снова, фашистская бомба разрушила один домик, где жили дети с больной матерью. Мать засыпало и задавило домом, а трое детей: старшая  Клара с младшей на руках и еще  с Нина выскочили без ничего, все в слезах и в отчаянии. Я поговорил, дал пачку печенья, направил к их знакомым. Я не мог ничем больше помочь, и они ушли, плача всю дорогу. Ваше счастье, что вы живете глубоко в тылу. Учитесь любить  нашу родину, крепко ненавидеть врагов ее. Переносить трудности с мужеством, это тоже любовь к родине, но любовь действительная, глубокая. Всякий труд есть преодолевание какой-то трудности. В военное время особенно важно преодолевать эти трудности. Вот учеба. Это-труд ученика, а понимаете ли вы, Слава, Клара и Леня, что учеба - вещь нелегкая, что тут надо прилагать труд, энергично, т-е преодолевать трудности? Это трудность, которую надо преодолеть. Но преодолеть можно и тем легче, чем с большим желанием отдаешься учебе. Надо желать, пламенно  желать учиться, это нужно родине, и тогда учеба пойдет как по маслу. Надо всякую минуту использовать для учебы, заучивать все до ясности, до полного понимания и крепко запоминать. Если забыл, то повтори. Вам сейчас трудно, потому что вы - главные помощники маме, но надо преодолеть, вам тесно, негде готовить уроки - надо преодолеть. Война - самое трудное дело из всех. Тут жертвовать надо жизнью. Но герои наши, наши красноармейцы, командиры это делают, жертвуют собой, ибо у них есть желание послужить родине.

Учение есть служение родине. Значит, надо учиться всем с желанием. Заучивать и запоминать все, что надо. Использовать каждую свободную минуту. Вот детки, помните-ка это и исполняйте. Неужели после войны вы меня встретите с плохими показателями и радостную встречу омрачите вестью о плохой учебе? Скиньте эту возможную мрачную тень, и все будет хорошо и радостно. Мама вам помогает, но надо надееться на свои силы.

Ну как вам нравится Пенза? Познакомились с городом или нет. Куда ходили, что примечательного, какие учебные заведения имеются в городе? В следующем письме напишите-ка мне о Пензе. Возможно, нам придется здесь залечивать раны от войны. Надо свой город знать. Есть ли в городе каток, можно ли выйти побегать на лыжах, занимается ли молодежь  лыжным спортом.  Занимаешься ли ты, Слава. Вот вам задание. А я уж в следующем письме напишу о себе.

Ну, до свидания, крепко целую вас, ваш папа  Сеня.

Адрес: Действующая армия.   Полевая почтовая станция 679   п/я 1-А и мне.

До свидания, моя милая.

Здравствуйте, Нюра, здравствуйте, милые деточки!

Сколько я вам писем написал, а мама пишет, что «наконец-то дождалась от тебя письма». Как- нибудь, наверное, вы получите целую гору моих писем, сразу. Дня три назад я написал вам коротенькое письмо и вот теперь вдогонку шлю второе. А вот мама ваша мне не пишет, вы тоже молчите. Я один, а вас много и вы вместе не можете порадовать папу несколькими строчками. Письма от Славы я ни разу не получал. Пусть напишет. Леонид тоже не пишет. Одна Клара временами напишет, и я читаю с большим удовольствием ее письма. Я тогда узнаю, что она занята полезным делом, знаю ее успехи. Об успехах в учебе Леонида и работы Славы я ничего не знаю, потому что не пишете. Наша мамуля пишет, что у вас стоят морозы, холодно, следовательно, ей надо помочь с дровами, чтобы у вас было тепло всем. Напишите, как с одежкой у вас. Нас вы одеваете отлично. Я получил валенки, шубу, меховый жилет, шапку-ушанку, рукавицы, теплое белье и др. А жилет - на дорогом меху, и его я подарю тому из вас, кто будет отлично учиться. О посылке, Нюра, можешь не заботиться, все достал здесь, в военторге..

Теперь о новостях на фронтах. У нас у всех настроение всегда было отличным насту Теперь наступление под Сталинградом сильно воодушевляет нас. Каждый день читаем сводки «Совинформбюро», а также слушаем политинформации. Как у вас? Как Слава относится к учебе, не собирается ли поехать туда в Калугу?  Пусть напишет мне, как он ездил в Калугу. Из твоего письма видно, что ты живешь в квартире одна, хотя прямо об этом мне и не пишешь. Как и куда девались твои гости, о которых ты когда - то писала ? Подействовал ли кто на них или сами ушли. Во всяком случае я рад за Вас. После трудов тебе требуется отдых, покой, а с  квартирантами, да при нашей семье - это целый содом, а не отдых. Напиши, читаешь ли ты что - нибудь, есть ли время на это. Я читаю, хотя и урывками, очень много. Прочел Вальтер Скотта, на английском языке-«Айвенго», «50-лет в строю» - Игнатьева, «Суворов» - Осипова, «Чин-гиз-хан» -Яна, и «Батый»-его же. Много официальной, специально военной литературы, журналы «Большевик», «Интернационал», «Спутник агитатора» и др. Читаю лекции и доклады. Клара, я в подарок к Октябрю получил кисет, с вышитой надписью: «Славному защитнику родины» и звезда. Не  иначе, вышивала школьница. Напиши, что ты послала на фронт к Октябрю. Писали в газетах, что и Пензенцы готовят подарки. Да, чуть не забыл сообщить вам. Наконец - то я Тоне написал письмо. О вещах, конечно, я ничего не написал. Как- нибудь, может быть, пошлете в Москву с попутчиком. Там есть теплые вещи. Хорошо бы Славе на зиму, но ничего не сделаешь. Пишите. Крепко целую, ваш папа.

Адрес 2135 полевая почта, часть 111 и мне.  29.11. 1942 год     1 час 00 минут.

Это было последнее письмо. Семен Никитич Шартанов  пропал без вести во время боев под Павлоградом. Об этом написал письмо жене  красноармеец Рустамов в 1943 году. Вот это письмо: « Здравствуйте, уважаемая Анна Петровна!  Шлю горячий привет и желаю Вам и членам Вашей славной семьи наилучшего здоровья и благополучия.

Анна Петровна, в последней операции против нашего злейшего врага - немецких фашистов Семен Никитич с группой товарищей оторвался от своей части, т. е. попал в окружение в районе Павлограда. Некоторые товарищи из этой группы  пришли  (вышли из окружения) и присоединились к нам. Последний товарищ пришел несколько дней тому назад. Полагают, что остальные, возможно, присоединились к другим частям или организовали партизанскую группу. Командование считает его пропавшим без вести и уже послали Вам об этом извещение. Поэтому высылаем Вам все его личные вещи.

Анна Петровна, просим Вас особенно не печальтесь, т. к. есть надежда, что он вернется

Анна Петровна, я с Семен Никитичем работаю с мая 1942 года. В данной части тоже с начала. Являюсь его помощником. Работали мы вместе дружно, и я очень уважал Семена Никитича. Настигло  несчастье, и нас разлучило. Я лично сам питаю надежду на встречу.  С приветом  Вам и Вашей семье,   Рустамов      27.04. 1943г.»

Жаль, что С. Н. Шартанов не дожил до окончания войны. Во всех письмах он с любовью к жене и детям писал о скорейшем встрече, но этого, к сожалению, не случилось. Прошло уже 65 лет после  окончания войны, но память о нем жива. К тому же его письма ярко свидетельствует  о любви к родине, за которую он был готов отдать свою жизнь. Когда  я прочитал эти письма, я не выдержал, выступили слезы на глазах. Не возможно было читать их без волнения. В день Победы обязательно подниму бокал вина за память храброго воина , моего земляка Шартанова С. Н.

Я  горжусь его подвигом  и всю свою оставшуйся жизнь буду равняться на него.

Спасибо Вам,  Семен Никитич, за Ваш подвиг во имя спасения нашей родины от  фашизма!

    

Николай Казаков, Чувашский народный академик

 г. Ульяновск

Р. S.     Уважаемые читатели! Если кто-то из вас знает что-либо о С. Н. Шартанове, его семье, его детях, об их судьбах, о событиях тех лет - пишите,  звоните. Наш долг – знать и помнить о тех, кто завоевал победу в борьбе с фашизмом. Адрес: 432066  г. Ульяновск  ул. Отрадная, 85-34,   тел. 61-16-51  

 

Новичков Владимир Петрович (1923-1990) – участник Великой Отечественной войны, краевед.

 

 

Родился 15 сентября 1923 г. в с. Ундоры Симбирского уезда Симбирской губернии. В 1941 г. закончил ФЗУ, начал работать слесарем на машиностроительном заводе им. Володарского.

В 1942 г. направлен на учебу во Второе танковое училище им. М.И. Калинина. В 1951-1955 гг. работал на Ленинградском судостроительном заводе. В 1956-1976 гг. – слесарь, мастер на Ульяновском автомобильном заводе, на машиностроительном заводе им. Володарского.

Занимался краеведением, изучал историю села Ундоры, собирал материалы о декабристах. награжден орденами и медалями. Умер 25 ноября 1990 г.

 

Воспоминания

Дорогой товарищ!

Если тебе попадётся в руки эта тетрадь,

а автора записей в ней найдёшь погибшим,

то не посчитай за трудность и перешли её

по адресу: с.Ундоры, Богдашкинского района

Ульяновской области, Новичковой П.М.

23 сентября 1943 г.

г.Наро-Фоминск, Московская обл.

(формировка 226 т.п.)

22 июня 1941 года

         Теплое, солнечное утро. Безоблачное голубое небо, сверкающая гладь Волги, сочная зелень деревьев. Это воскресенье я с товарищами решил провести на Волге: побывать на островах Середыш или Пальцинском. Но нашим планам не суждено было сбыться. Идя по деревянному настилу вдоль забора сада им.1 Мая, я вдруг услышал суровый голос диктора: «Говорит Москва…». Из черной, надтреснутой тарелки репродуктора голос Левитана объявил всему миру, что на Советский Союз вероломно напала фашистская Германия. На стадионе «Зенит» состоялся митинг.

         Война. Эта страшная новость не сразу дошла до меня. Я, молча, смотрел на толпу людей, собравшихся у столба с репродуктором, стараясь понять сложившуюся обстановку. Мне еще нет восемнадцати лет. Окончив школу ФЗО, я первый год работаю слесарем-наладчиком на заводе имени Володарского. В армию возьмут только через три месяца. Попроситься добровольцем. Завтра пойду в горвоенкомат.

         И тут я понял, что моя настоящая биография только начинается, что впереди много трудностей и испытаний, много интересного и неповторимого.

         Это и натолкнуло меня на мысль вести записи. Пусть не регулярно, не каждый день. В будущем пара – другая строк, торопливо записанных в блокноте, поможет ярче вспомнить прошлое, глубже осмыслить его.

3 июля 1941 года

         По радио выступил И.В.Сталин. «Дело идет о жизни и смерти Советского государства…»

         Вот как, оказывается, стоит вопрос – жизнь или смерть. Страшно думать обо всем этом. Я стараюсь глушить в себе страшное.

6 июля 1941 года

         Некоторых ребят из нашего цеха взяли на фронт. Люди посуровели. Но спокойные и гневные, они приходят в цех, молча, работают у станков.

20 августа 1941 года

         В наши заволжские места прибывают эвакуированные. Их здесь уже много. В нашем цехе тоже есть – из Днепродзержинска. Они редко улыбаются. Видимо, после того, что они пережили, ещё не пришли в себя.

7 ноября 1941 года

         Какая новость! Сегодня на Красной площади в Москве состоялся парад частей Красной Армии. С докладом выступил Сталин. Части Красной Армии сразу же с парада ушли на фронт, на защиту столицы.

         После этого люди уверились, что наша родная столица в поганых фашистских руках не будет. Русский народ не допустит этого, его стоит только раскачать.

2 января 1942 года

         Мать мобилизовали на строительство оборонительных сооружений в район рабочего поселка Тагай. Я остался на попечении пятнадцатилетней сестрёнки Нади. Мать уехала на целый месяц. Боюсь, что уеду на фронт, не попрощавшись с ней. А на фронт я всё равно попаду.

16 января 1942 года 

         Работаем по двенадцать часов и без выходных дней. Трудно, конечно. Но мы понимали, что фронту требуется наша продукция для уничтожения фашистской нечисти, опоганившую нашу землю. И чем больше мы сделаем, тем больше извергов найдут себе могилы.

6 февраля 1942 года

         Из Тагая приехала мать. Похудевшая и оборванная. Но сейчас всем нелегко. Нам стало полегче, а в особенности сестрёнке. Зима суровая, а одежонка плохенькая. Для того чтобы попасть за Волгу на свой завод, мне приходится пройти весь город поперёк с севера на юг, спуститься вниз на ж.д. станцию Ульяновск-II и здесь сесть на рабочий поезд Киндяковка – Володарка. Путь не малый, но молодость не мёрзнет.

         Купил в книжных магазинах два тома книги «Бои в Финляндии». В них описываются бои на Карельском перешейке зимой в 1940 году. Читаю её в свободное время, с жадностью набрасываюсь на центральные газеты, затаив дыхание слушаю по радио сводки Совинформбюро. Купил себе карту Западной Европы, делаю на ней пометки. Положение пока тревожное.

23 февраля 1942 года

         Сегодня 24-я годовщина Рабоче-крестьянской Красной Армии. Вчера поздно ночью приехал со второй смены домой и мать мне подала опять повестку. Это вторая. Всю ночь не спал, обдумывал, как мне поступить, чтобы отправили на фронт. Решил: не заявляться в цех, а с утра пошёл в горвоенкомат (радом с кинотеатром «Пионер»). Сотрудник военкомата побеседовав со мной накоротке, велел подождать во дворе. Двор забит подводами, мужчинами с заплечными мешками, женщинами. Многие из них плакали. Здесь были и молодые ребята и дядьки с усами. Эта очередная партия, готовившаяся к отправке на фронт и формирующиеся части. Наконец, вышел знакомый нам сотрудник военкомата, выкрикнул несколько фамилий, в том числе и мою.

         Он отозвал нас шесть человек в сторонку, назначил старшего и передавая ему документы, объявил: - «Завтра поедете в Пензу на учебу в артиллерийское училище».

21 марта 1942 года

         Итак, я – курсант 2-го УКТУ им. М.И.Калинина. Меня одели в шинель с черными бархатными курсантскими петлицами, хлопчатобумажную гимнастёрку и такие же брюки, дали сапоги кирзовые и шапку-ушанку.

14 апреля 1942 года

         Прошёл месяц моего пребывания в училище. Понемногу начинаю привыкать к распорядку дня. Особенно первое время не хотелось рано вставать и выбегать в нательной рубашке на физзарядку.

         Дни заняты учёбой до предела. После занятий по расписанию, вечерами занимаемся самоподготовкой. В это время в классе учебного корпуса, обычно стоит тишина. Лишь шуршат страницы книг, уставов и конспектов, скрипят перья. Каждый занимается тем, в чём он чувствовал себя слабоподготовленным. Можно было и письмо написать родным.

12 августа 1942 года

         Сегодня у нас гости: группа участников художественной самодеятельности танкового училища им. В.И.Ленина. Это одно из старейших училищ не только города, но и страны. Размещено училище в здании бывшего кадетского корпуса, недалеко от Нового Венца. С 1918 года там готовили инструкторов, в 1923 году в школу инструкторов влились Самарские пехотные командные курсы. В 1924 году школе присвоено имя В.И.Ленина, а с 1932 года школа стала бронетанковой.

         В 1936 году школа преобразована в 1-е Ульяновское краснознамённое танковое училище им. В.И.Ленина.

         Многих питомцев училища, доказавших свою преданность Родине, знает вся страна. К ним относятся: прославленные патриоты – танкисты братья Михеевы, герой боёв в Испании Семён Осадчий, герои боёв на Халхин-Голе Агибалов, Босов. В боях с белофиннами Героя Советского Союза получили так же П.Борисов, Ф.Липаткин, А.Зинин, В.Филатов, Н.Клыпин, Е.Кривой, Д.Диденко, Е.Дьяконов, Г.Арсланов, А.Крысюк.

         Артисты побывали у нас в казармах, в учебных классах. Мы им завидовали, что они изучают и готовятся стать командирами тяжелых танков «КВ» (Клим Ворошилов). Завидовали и героической традиции их училища. Затем они дали концерт.

         Наше училище хотя и Краснознамённое, но этого ордена оно удостоено ещё в Минске. А здесь, в Ульяновске из его стен не сделан еще ни один выпуск командиров. Надеюсь, что будут герои из питомцев и нашего военного учебного заведения.

15 сентября 1942 года

         Сегодня мне исполнилось 19 лет. Как быстро летит время! Как будто ещё вчера я бегал босиком на Волгу и в леса, что вокруг Ундор, ездил в ночное. А как хочется побывать там хоть бы день или час!

         Видимо, каждый человек, куда бы его не заносила судьба бережно хранит в сердце воспоминания о доме, где родился, о лужайке, где сделал первый шаг, о реке, о лесах и полях, где прошло босоногое детство.

         Кстати, вчера получил письмо из Ундор. Лишь мать, да сестрёнка Надя поздравили меня с этим знаменательным событием в моей жизни. А больше и некому. Ведь у меня и родных-то кроме них нет никого.

27 октября 1942 года

         Сегодня старшина роты раздавал курсантам махорку. Изготовлена на Бийской табачной фабрике. Меня заинтересовало четверостишье напечатанное на пачке. Переписываю его на память:

«За честь жены, за жизнь детей,

За счастье Родины своей,

За наши нивы и луга –

Убей захватчика – врага!»

2 ноября 1942 года

         Не записывал в дневник целых три дня ничего, потому что было не до этого. До упада занимаемся строевой подготовкой, готовимся к параду.

         Учебная программа закончилась, всё учебное время занимаемся повторением пройденного материала, зубрим в часы самоподготовки. Всё меньше и меньше времени остаётся до госэкзаменов, а там – кубари в петлицы.

         Не могу представить себя лейтенантом. Никогда не мечтал. Восемь месяцев отдали нам, курсантам, свои силы, опыт и знания преподаватели и командиры. Все эти месяцы сидели мы над уставами и наставлениями, изучали технику, занимались стрельбой. И вот на носу проверка знаний, проверка зрелости, проверка готовности служить Родине. Я готов к самым невероятным условиям и трудностям.

24 ноября 1942 года

         Сегодня газеты сообщили, что наши войска вчера окружили немецкую группировку в районе Сталинграда. Ура! Ура! Ура! Фрицы в котле! Поднажми русский Иван, не дай ему возможности вырваться из кольца. Бей фрицев, дави, грызи им горло зубами, души руками. Пусть знают наших!

         Это известие обрадовало нас, весь народ, будет и у нас праздник. Лично я огорчён в эти последние дни. Экзамены по технике сдал на тройку, а это значит быть мне младшим лейтенантом. А ведь всё из-за пустяка. Сам я слесарь, люблю машины с детства. И материальную часть танков знал не плохо. Но вот на вопрос: какой смазкой смазывается клиренс, я ответить не смог. Да, этого слова я раньше не слышал. Если бы я знал, что это всего-навсего пустота, то есть расстояние от земли до днища танка. Бывает же. Осталось сдать два основных предмета.

18 декабря 1942 г.

         Этот день мне запомнится на всю жизнь, если судьба позволит её существование. То есть не погибну. Куда едем не говорят нам, но узнали, что в сторону Москвы. Хотя нас молодых лейтенантов и мало, однако нас сопровождает бывший командир взвода лейтенант Гава – старшим. Фёдоров сдержал слово. Поезд на Москву отправляется вечером. Мы – готовы.

         А вот и маленький старый и низенький вокзал Ульяновск-I-й, ранее весёлый, шумный, торжественный и празднично освещённый, теперь был набит людьми в шинелях, убывающих на фронт. Он казался сумрачным и странно таинственным.

         В пассажирском зале уже не пахло пелёнками, бубликами, чаем в жестяных чайниках, а пахло шинелями, махоркой, железом винтовок и потом солдатских портянок.

         Помню, когда я впервые отсюда уезжал в Дом отдыха «Рачейка», будучи учащимся школы ФЗО, тогда здесь было светло, радостно, жить хотелось вечно. Это было в 1939 году. А сейчас у перрона затемнённого вокзала стоял состав теплушек. Он тоже отправлялся на фронт. Огоньки папирос, вспышки спичек и лучики карманных фонарей путевых обходчиков выхватывали из темноты взгляды женщин – нежные, встревоженные, печальные.

Ну, вот и прощанье. Меня никто ни из родных, ни из девчат не провожал. Не захотел тревожить и расстраивать мать, а обзавестись невестой считал ещё рановато.

         Раздался последний звонок, заплакали знакомые, родные. Захмурели брови у стариков. – Миленькие, может кто из вас и не вернётся. Давайте я вас всех перекрещу.- говорит из толпы провожающих какая-то бабка. Лихие переборы гармошки, слова прощания, последние объятия… Поезд медленно тронулся с места. Колёса вагонов, мягко спружинив на первом стыке рельсов, с каждой секундой ускоряли свой бег и всё чётче и громче постукивали на стрелках и крестовинах станционных путей.

         Мимо окон вагона поплыли пригородные постройки, длинные склады за высокими заборами, промелькнула ст. Киндяковка. Вагоны нашего поезда прогромыхали через мост на р. Свияге и вырвались в полевое пространство. Прощай, Ульяновск!

         Люди сначала медленно шли за вагонами, потом ускоряли шаг, крича напутственные слова, махая руками. Потом отстали. И на этом всё кончилось. В последний раз промелькнуло то, что было для меня дорого, что осталось в нашем сознании малой Родиной. Постепенно в вагонах улеглось возбуждение, вызванное недавним прощанием с родными и близкими моих товарищей.

27 декабря 1942 года

         На вооружении наших во время ВОВ были английские танки «Матильда» и «Валентина», представляемые нам по ленд-лизу. Как известно, они были далеко не совершенны, имели относительно слабую бронезащиту, невысокую скорость движения, низкую проходимость по пересечённой местности, слабую 40 мм. пушку, опасные в пожарном отношении, экипаж из 2-х человек.

         Находясь в резерве, изучаем их матчасть и вооружение по 4 часа в день.

2 января 1943 года

         Всё ещё нахожусь в Калинине, в резерве. Но это уже считается Действующая армия. Новый 1943 год встретили в казарме. Наша казарма представляет из себя, как бы пересыльный пункт. Одни уезжают в части на пополнение, другие пребывают из училищ, госпиталей, медсанбатов. Здесь офицеры всех родов войск. Офицеров- танкистов осталось мало. Перед Новым годом были «покупатели» из бригад и танковых полков. Из нашей группы ульяновцев уехал лишь один товарищ.

         Но занятия бывают. Две англичанки («Матильда» и «Валентина») стояли во дворе, поэтому заниматься приходилось на морозе. А мороз крепкий, без ветра. Два дерева, что стоят во дворе одетые густым инеем, не шелохнутся. Холодно и в казармах. Батареи парового отопления не действуют, так что отапливаемся бочками, приспособленные под «буржуйки». Стоят они около окон, дымовые трубы выведены на волю прямо через рамы. А в рамах многие выбитые стёкла заменены кусками фанеры и картона.

         Хотя нас и предупредили, что по вечерам ходить опасно, т.к. после отступления немцев, в городе осталось много всякой сволочи и есть случаи убийства наших офицеров. Мы всё же вчера группой в три человека сходили в кино. Слышал, что на Калининском направлении отличился выпускник 1-го Ульяновского танкового училища капитан Михаил Агибалов, получивший звание Героя Советского Союза в боях с самураями на реке Халхин-Гол. Здесь погиб.

5 января 1943 года

         Хозяйство полковника Кортагина – это 78 танковая бригада, довольно потрёпанная в боях за город Великие Луки, выведенная сейчас на отдых и формировку. Живём в землянках среди могучего соснового леса. Калининским фронтом командует генерал-лейтенант Пуркаев М.А.

А назначен командиром взвода танков Т-70 в роту старший лейтенант Пирожников Е., механик – Вася Гаврилов.    Вот и мои первые подчинённые:

5 человек (взвод – 3 танка с экипажами по 2 человека).

9 января 1943 года

         Сегодня впервые мылся в полевой бане. Это глубокая яма с бревенчатым накатом сверху, так же как и землянка. На накат набросали хвои, засыпали снегом. Из камней сделали огромный очаг, приспособили железную бочку. Дым выходит в дверь – обыкновенная русская баня по-чёрному. Когда камни прокалились, и вода в бочке закипела, дверь закрыли палаткой. Можно мыться! Баня с паром и берёзовым веником.

20 января 1943 года

         В газетах опять важные события. Вчера была прервана блокада Ленинграда. Войска Ленинградского и Волховского фронтов соединились! Больше года город Ленина был отрезан от страны. Немцы терзали его извне, голод терзал изнутри. Всё выдержал великий город революции – огонь, голод, смерть. Выдержал, выстоял, победил. Идет жестокая война, она захлестнула страданием всех, всю страну. И всё-таки побеждаем мы, а не они «победители». Фашистов бьют на юге, бьют и на севере.

         Каждый из нас снова и снова повторяет сейчас те вещие слова, с которыми начинали войну: «Наше дело правое. Враг будет разбит. Победа будет за нами!»

         И ещё одна новость. Она особенно радостна для меня. Указом Президиума Верховного Совета СССР от 19 января 1943 года образована Ульяновская область с центром в г.Ульяновске.

1 февраля 1943 года

         Мы недалеко от тебя Ленинград! Если необходимо будет – поможем. Мы живём сводками Совинформбюро. Вся страна сейчас живет сообщениями о событиях там, в Сталинграде. И вот сегодня в нашей газете опубликовано: пленён фельдмаршал Паулюс, командующий группой немецких войск, брошенных под Сталинград. Пленён и его начальник штаба. И далее в сообщении Совинформбюро приводится целый список пленённых гитлеровских генералов.

         Сталинград победил! «А когда же пойдём мы?» этот вопрос сейчас у каждого из нас в уме и на устах.

4 февраля 1943 года

         Продолжаем вести войну в землянках с мышами. С осени на полях остался неубранный хлеб, мышей развелось видимо-невидимо. А когда выпал снег, они и бросились в окопы и землянки на поиск новой пищи. Мало того, что грызуны забираются в солдатские вещмешки, они заразили бойцов какой-то странной болезнью: у человека воспаляются гланды, опухает горло, высокая температура выматывает человека как при тифе. Называется эта болезнь туляремия, попросту мышиная болезнь. Сначала был слух, что немцы запустили к нам зараженных мышей. Но пленные, взятые нашими разведчиками, утверждали, что у них пустеют окопы тоже от этой самой туляремии.

11 февраля 1943 года

         Надеваем погоны. Второй день в нашей бригаде вручают их командирам и бойцам. Не то чтобы торжественно, но и не без напутственных слов. Тут помогла «Красная звезда». В газете была опубликована статья о вручении погон; в ней хорошо сказано, что надев погоны, советские солдаты и офицеры пронесут их сквозь огонь сражений, как свои маленькие личные знамёна, врученные Родиной.

12 февраля 1943 года

         Утром, в 4 часа, бригада была поднята по сигналу боевой тревоги. Экипажи прогревали танки. Когда рассветало, перед самой отправкой на выжидательные позиции прибыли стрелковые подразделения. В основном это были эстонцы из эстонского корпуса. Вскоре колонна танков выстроилась на опушке леса. К танкам 1-го батальона Т-34 были прицеплены огромные сани, на которых разместились стрелки.

         Было солнечное зимнее утро, когда колонна двинулась в направлении Великих Лук. До города было километров 10-12. Это расстояние проскочили благополучно. Танки остановились у крайних городских домов, а пехотинцы ушли вперёд. Это и была выжидаемая позиция для танков.

Эта окраина города стояла на пригорке, отсюда из-за одного из домов, командиры взводов с командиром роты ст. лейтенантом Пирожниковым. Смотрели вниз, изучая местность, по которой придётся идти к ж.д. станции. Изредка свистели пули фашистских снайперов - гады, увидели. Мы перешли в более безопасное место. Под снегом угадывается извилистое русло

р. Ловать, справа вдали маячат постройки ж.д. станции, дымит стоя под парами ж.д. паровоз, вагоны.

Чуть левее стоят мрачные стены старинной крепости. Город разрушен сильно. С 25 ноября по 17 января за него шли беспрерывные бои. Слышал, что немцы прямо таки запрудили Ловать (приток Зап.Двины) одними трупами. Смотрел я на всё это, изучал, запоминал, и вдруг почувствовал, что у меня стала подниматься температура. Ослабло всё тело, замелькали огненные круги перед глазами, закружилась голова, подкосились ноги, и я рухнул в снег. Ребята, которые были со мной сначала подумали, что меня подкосил снайпер, но я ещё находясь в памяти, сумел объяснить в чём дело. В бригаде это не редкий случай. Тогда они подняли меня со снежной земли, под руки довели до какого-то деревянного двухэтажного дома, завели в коридор и оставили на лестнице.

         Через несколько минут я потерял сознание…

11 апреля 1943 года

         Мы очень любили те дни, когда на дежурство выходила медицинская сестра Аня Трощак. Эта черноглазая, кучерявая, миловидная девушка из Полтавы, была очень доброй и ласковой с больными. Она ещё и весёлая. Мы звали её сестричкой. Это настоящая сестра милосердия. Добрыми были и такие мед.сёстры как Тамара, Вера, Рая и др. Сестричка – как часто произносили это слово мы, раненые или больные с мольбой о помощи, с желанием почувствовать прикосновение заботливых женских рук.

         И она всегда оказывалась рядом: подаст попить, поправит подушку или одеяло, скажет ласковое слово, успокоит. Заботливый уход, нежное внимание часто оказывают не менее благотворное влияние, чем назначенные врачом процедуры и лекарства.

         Они пришли в госпиталь по зову сердца. Многие из них едва достигли совершеннолетия. На пороге самостоятельной жизни эти девушки столкнулись с её теневыми сторонами: тяжёлым несчастьем, кровью, смертью. На их глазах смертельной бледностью покрывались лица молодых, крепких парней, которым жить бы да жить. И обязанности выполняли они нелёгкие. Но всё выдержали наши медицинские сёстры, всё делали охотно – ухаживали за больными, вели с ними задушевные беседы, читали газеты, писали письма семьям. А если нужно было, то и кровью своей делились.

22 апреля 1943 года

         Главный врач опять вызвал меня в свой кабинет. Осмотрел внимательно мой бубон и напомнил: скоро будем резать, а пока заснимем на плёнку. Вскоре в его кабинете в ряду других появилась и моя «бубонная» фотография.

         Медицинские сёстры говорили нам, что некоторые фотографии пойдут как иллюстрации в труд, который он пишет об этой «мышиной болезни».

         Как бы было интересно увидеть себя после войны в этой книге истощавшего до неузнаваемости и с игрушкой более куриного яйца на шее. Наверное, было бы очень смешно. А пока не до смеха. Температура как будто замерла и не падает. Иной раз валит с ног.

2 июня 1943 года

         Эпидемия туляремии продолжается. Больные, не переставая, пополняют наш госпиталь. Сегодня в нашу палату положили пехотного лейтенанта. Он оказался из одной дивизии 3-й ударной армии. От него-то я и узнал, что армия после Великих Лук стоит в обороне западнее города. Проводились частные наступательные бои в районе станции Чернозем, за Птахинскую высоту и Святую гору. О моей бригаде не слышал. Моя рана затянулась без гнойных осложнений, разрешили выходить на прогулку вокруг госпиталя. Кажется, отмучился.

6 июня 1943 года

         Я, кажется, стал совсем здоров. Это же подтвердил и глав.врач сегодня на обходе: «Завтра можете отправляться в часть».

         Целый день я ходил в приподнятом настроении. А вот ночью никак не мог уснуть таков уж у меня характер: легко раним и восприимчив к любому, даже самому малому событию в жизни, будь оно плохое и даже положительное.

         Всю ночь пролежал с открытыми глазами, прислушиваясь к чуть заметному шепоту тополя за окном. Дважды заходила дежурная сестра к тяжело больному. В палате было душно. Я подошёл к окну и распахнул его. На улице было ещё темно. Сарай напротив выступал из темноты мутным силуэтом. Где-то захлёбываясь от ярости, лаяла собака. Протяжно прогудел паровоз на станции. И снова всё стало тихо. Неумолкали лишь соловьи. Их щёлканье, пересвисты доносились из прибрежных зарослей небольшой речки Тверцы. И вдруг мне вспомнилась Волга, не та, что течёт в Калининской области, а своя, широкая, с живописными островами и обрывистыми берегами, на которой прошло моё босоногое детство. Размечтался… Так до рассвета уснуть я не смог.

7 июня 1943 года

         Утром, получив все необходимые документы и сухой паёк, я был готов отправиться в путь. Простился с ребятами по палате и медперсоналом. Проводила меня Аня Трощак, свободная от дежурства. Я раньше слышал, что известная кинокартина «Закройщик из Торжка» здесь же и снималась. Поэтому меня заинтересовал этот городок и я попросил сестру показать его достопримечательности. Торжок стоит на р. Тверца (приток Волги, впадающий в неё в г. Калинине), на тракте, соединявшем ранее Петербург с Москвой. По реке Тверце проходил и водный путь из северной столицы к берегам Волги. Город был центром богатого обширного Новоторжского уезда.

         В Торжке Пушкин останавливался проездом более 20 раз, бывал у знакомых, любовался красотой этого истинно русского города.

         Известный в летописях с XII века, раскинувшийся на 26 холмах, город привлекателен уютными набережными, узкими улочками с домами пушкинских времён, силуэтами множества колоколен.

         На левом берегу Тверцы стояла крепость, от которой сохранился вал. На холме, за валом, возвышается Борисоглебский собор, построенный в конце XVIII столетия по проекту Н.А.Львова.

         За ним на окраине Торжка стоит, отсчитывая века, деревянная церковь Вознесения (XVII век), мимо которой пролегает дорога.

         На другом берегу реки сохранился путевой дворец Екатерины II, стоящий вблизи гостиницы Пожарского, в которой любил останавливаться А.С.Пушкин.

         В Торжке жили милые его сердцу Оленины, П.И.Вульф. Ныне это районный центр Калининской области.

14 сентября 1943 года

         Три с лишним месяца нахожусь при штабе БТ и МВ 39 армии.

ГАУО. Ф.Р.–4268.Оп.2 д.50

 

Шишков Владимир Иванович (1924-2012) – заместитель директора по научной работе Поволжского филиала Государственного научно-исследовательского института автомобильного транспорта.

 

 

 

Родился 19 декабря 1924 г., г. Умань, Украинская ССР.В июне 1941 г. с отличием окончил школу в г. Христиновка Черкасской области, а в июле был эвакуирован в Татарстан. Добровольцем, до достижения совершеннолетия пошёл в военкомат, с мая 1942 г. – курсант 2-го Ленинградского военно-пехотного училища, эвакуированного в г. Глазов (Удмуртия).

В ноябре 1942 г. – январе 1943 г. В.И. Шишков – командир взвода противотанковых ружей 19-й Гвардейской дивизии Западного фронта. 4 января 1943 г., отражая массированную танковую атаку, был ранен, контужен и в бессознательном состоянии попал в плен. Прошёл немецкие лагеря на территории Белоруссии, Прибалтики, Германии, Франции. Дважды, в 1944 и 1945 гг. пытался бежать, второй раз удачно. В марте 1945 г. вышел к союзным войскам и был передан советской стороне. Продолжил службу, в 1946 г. был уволен в запас. Воинское звание – капитан.

В 1951 г. В.И. Шишков окончил Казанский финансово-экономический институт. Работал в различных НИИ и народном хозяйстве в Татарстане и Ульяновской области. С 1984 г. на пенсии. Занимался литературным творчеством. Имеет более 100 научных публикаций. Награжден правительственными наградами.

Личный фонд В.И. Шишкова поступил на хранение в ГАУО в 2010 г. Умер в 2012 г.

ТАК НАЧИНАЛАСЬ ВОЙНА

Свидетельство очевидца

14 июня 1941г. – апрель 2001 гг.

1. Вторжение

(Дневник. Христиновка. 1941 г.)

14 июня, суббота. Ура: сдан последний экзамен! В аттестате – все «пятерки», кроме одной «четверки» по обществоведению еще за седьмой класс. В ближайшие дни: 18-го – выпускной вечер в школе, 21-го – домашнее торжество по тому же поводу, а дальше – отправка документов для поступления в институт. Примут ли шестнадцатилетнего?

19 июня, четверг. Выпускной вечер в школе: приветствия, вручение аттестатов и подарков, буфет с напитками, актовый зал с танцами…  В первые в общении с учителями не чувствуем унизительной скованности. Вчерашних учеников сегодня не узнать: парни – в строгих костюмах и начищенных до зеркального блестка ботинок, девчата – тоже в строгих и вместе с тем нарядных платьях, как-то сразу повзрослевшие от обуви на высоких каблучках… Из каждого счастье так и рвется наружу! И каждый клянется в верности школьной дружбе, конечно же – на всю жизнь. […]

23 июня, понедельник. Война!.. Вчера писать не мог: мысли путались, чувства буйствовали. Сегодня, несколько успокоившись, попытаюсь все произошедшее изложить по порядку.

21-го, вечером, собрались гости, чтобы отметить окончание школы нами – выпускниками сорок первого. Среди гостей мои школьные друзья и их родители. Взрослые гости по христиновским меркам (Христиновка – город, райцентр, транспортный узел Украины. – В.Ш.) – люди сведущие и поэтому в течение всего вечера обсуждали главный, волнующий всех вопрос: будет ли война с немцами, и если будет, то как на нее отреагирует германский пролетариат? Все были единодушны в том, что война начнется в самое ближайшее время. О реакции немецких рабочих единого мнения не было: многие считали, что рабочий класс Германии уже в значительной мере развращен фашистской пропагандой и военными победами вермахта в Европе… Расходились на рассвете…

В воскресенье, ровно в полдень, из радиодинамика послышался взволнованный и прерывистый голос Молотова, который сообщил народу о вероломном нападении фашистской Германии на СССР. Свое выступление Вячеслав Михайлович закончил словами уверенности в нашей победе над врагом… Выбежал на улицу – вокруг спокойно. Но уже через несколько минут стали собираться группы людей, оживленно обсуждающих это давно ожидавшееся и все же такое неожиданное событие… Возвратился домой, включил радио: первые постановления Правительства и ЦК партии по вопросам организации отпора врагу, скупые сообщения о наших успехах при попытке форсирования немцами каких-то водных преград… Кажется начинают получать по заслугам, сволочи! Как все-таки хорошо, что мое поколение станет если не участником, то хотя бы свидетелем исторического события – разгрома фашистского государства, а может быть и создания первой западноевропейской социалистической республики! «И на вражьей земле мы врага разгромим малой кровью, могучим ударом!» Интересно, сколько для этого понадобится времени: две-три недели, или может быть даже два-три месяца?

27 июня, пятница. Сегодня бомбили Христиновку. Не железнодорожную станцию, не локомотивное депо, а стоящую на самом отшибе неприметную ветлечебницу. Видимо потому, что через дорогу от нее в поле базируется замаскированная эскадрилья наших истребителей. Прежде чем бомбить лечебницу, самолет, выискивая цель, около получаса низко кружил над северо-западной окраиной городка. Наши истребители в воздух не поднялись. Странно, почему?.. Непривычно стали выглядеть улицы: оконные стекла домов крест-накрест заклеены полосками бумаги, многие прохожие не расстаются с противогазами или химзащитными марлевыми повязками, молодежь снова украсила свои рубашки и майки оборонными значками, по вечерам дежурящие на улицах жители наблюдают за порядком и светомаскировкой… А в домах тем часом справляют скромные и невеселые проводы в армию. На войну!..

3 июля, четверг. По радио выступил Сталин. Призвал народ к отпору захватчикам. Больше просил, чем приказывал. Признал первые неудачи Красной армии, но выразил твердую уверенность в нашей окончательной победе… Да, война вероятно затянется, может быть даже на год. Хорошего в этом конечно, мало… Но, с другой стороны, тогда и для меня увеличивается шанс повоевать… Немцы уже заняли Минск, быстро продвигаются в Прибалтике… Каждый день над городом летают немецкие самолеты, расстреливая из пулеметов железнодорожные составы, уманьское шоссе. Наши истребители после бомбежки ветлечебницы аэродром оставили, увеличив уязвимость железнодорожного узла с воздуха. Тоже странно!..

9 июля, среда. Началась эвакуация допризывников. Отсрочку получают те, кто эвакуируется с родителями, а также добровольцы истребительных отрядов по борьбе с диверсантами. Мальчишки бросились на ловлю фашистских лазутчиков: шныряют по зарослям, заброшенным постройкам. Те, кто постарше, участвуют в ночных дежурствах и облавах вместе с милиционерами. Жаль, что вооружены только работники милиции, а их добровольным помощникам приходится как-то выкручиваться самим… А немец все прет! Бои идут уже где-то на подступах к Киеву. В Белоруссии и Прибалтике – там, кажется, совсем плохо: немцы рвутся к Москве и Ленинграду. Активизировались и румыны на одесском направлении… Начался массовый призыв в армию мужчин в возрасте до 45-ти лет. Население готовится к эвакуации.

10 июля, четверг. Христиновка небольшой городок с населением менее десяти тысяч человек – украинцев, русских, поляков, евреев. Все друг друга знают, проблемы обсуждают открыто. Как говорит моя бабушка: что в уме – то на языке, а что на языке – то на улице. А теперь, столкнувшись с необычными бедами, разговорились, как никогда прежде. И все о войне, повестках, эвакуации…

– Вы своих допризывников отправили в эвакуацию? – спрашивает одна женщина другую.

– Уехали. Не послушали мать и  уехали, - отвечает Роза Йоффе, мать знакомых мне ребят.

– А вы когда уезжаете?

– Моей Манечке всего шесть лет… Куда я с ней, да и зачем? Вы мне скажете, что немцы лютуют? А я вам отвечу, что все это брехня, агитация то есть. Немцы – это, слава богу, культурная нация, я и с ними хорошо уживусь…

В тот же день я слышал от соседки Сони Беленькой:

– Мы с Исааком остаемся. Куда-то ехать с маленьким Семочкой – это просто безумие. Исаак – хороший часовых дел мастер. А часов теперь много, и кому-то же нужно будет их чинить!..

Остается дома и мать моего школьного товарища Давида Шварца…

На что надеются эти бедолаги? Ведь всем известно, что в фашистских гетто и концлагерях содержаться представители «неполноценных» народов, к числу которых немцы в первую очередь относят евреев. (С приходом немцев все христиновские евреи были фашистами расстреляны. – В.Ш.)

14 июля, понедельник. Сегодня отправляется в эвакуацию первый эшелон […]. Через два-три дня начнут эвакуировать семьи районных организаций. Я уеду с семьей своей тети. Все мужчины нашей семьи и моя мать эвакуации не подлежат и будут, если понадобится, отходить вместе с армией. Депо и станция будут взорваны, хлебное поле – сожжено, скот – угнан в тыл… […]

17 июля, четверг. Состав из товарных вагонов подали к шести часам вечера, чтобы за ночь выбраться из зоны активного действия немецкой авиации. На перроне – уезжающие, провожающие, любопытствующие, злорадствующие, а над всем этим раздирающие душу звуки «Прощания славянки»… В вагоне темно, неуютно, даже страшновато. […]

Сворачиваю пиджак с хранящимся в нем только что полученным паспортом, кладу сверток под голову и пытаюсь уснуть, чтобы скрыть набегающие на гласа слезы…

2. Эвакуация

(Из дневника, 1941 г.)

23 июля, среда. Уже почти двое суток в пути. Не столько едем, сколько стоим, пропуская воинские составы. Изматывающая духота не проходит ни днем, ни ночью. Полегче бывает только тогда, когда стоим в каком-нибудь поросшем травой тупике, где можно выйти из вагона.

27 июля, воскресенье. В ночь с 23-го на 24-ое бомбили станцию Цветково. Во время налета двери вагонов были заперты снаружи. А если бы вагоны загорелись?.. После бомбежки поезд тут же отправили в сторону Кременчуга, а к полудню 24-го мы уже были на левом берегу Днепра. Теперь почти трое суток снова стоим в каком-то прожженном солнцем тупике. От жары и духоты не спасают ни ночь, ни близость Днепра… Раз в сутки на привокзальном эвакопункте выдают горячую пищу. На зашлакованной площадке перед вагонами некоторые умудряются еще что-то приготовить на костре.

31 июля, четверг. От мамы в Полтаве известий не оказалось. Город тоже готовится к возможной эвакуации. Маршрут эшелона продлен: то ли на Волгу, то ли в Казахстан… […]

8 августа, пятница. Приболел: продуло, просквозило. Стоим на какой-то Рузаевке. Станция, кажется, узловая. Необычен язык местного населения, красочная одежда. Кажется это Мордовия…

11 августа, понедельник. Ура: под ногами настоящая земля – с запахом, зеленью, букашками. Мы – деревне Ходяшево, что вблизи Свияжска… […] Мы оказались в раю, каким нам после скитаний в поезде показался просторный зал ходяшевского колхозного клуба. Здесь на полу разместилось более сотни эвакуированных… Сегодня вышли на прополку овощей. Работа в поле среди зелени для взрослых и детей стала настоящим праздником… Телеграфировали в Полтаву для мамы свой адрес… Начинает темнеть и скоро, как и вчера, начнется перед клубом пение частушек. […]

18 августа, понедельник. Вчера ездил в Казань. С волнением думал о встрече с городом Арбузова, Лобачевского, Горького, Шаляпина. Вспомнил Маяковского: «Виденьем сказочным встает Казань – столица красной Татарии…» Увижу ли я, услышу ли в Казани тот «шурум-бурум», который когда-то поразил поэта? Город, увы, мне сказкой не показался. И никакого «шурум-бурума»: все степенно, спокойно, обычно. А татарский язык с его глухим «г» мне по своему звучанию напомнил украинский.

5 сентября, пятница.         Переехали в Зеленый Дол, где тетя будет работать на фанерном заводе… […]

16 сентября, вторник. Болел две недели. Выздоровел. Сегодня вышел на работу в качестве техника-нормировщика фанерного завода: слежу за режимом сушильных печей, контролирую качество продукции, расписываюсь на каждом листе фанеры. Становлюсь поближе к настоящему рабочему классу. Нравится!

30 сентября, вторник. На субботнике по заготовке топлива для котельной кочегар Толя Шувалов, как бы шутя, произнес: «Ты такой геройский парень, а занят женским делом. Айда ко мне в помощники!» […] Итак, решил: иду в кочегары!

[…]

14 октября, вторник. Событие хорошее: приехала мама и получила назначение на работу в Васильево. Событие плохое: бросая бревно в печь, я потерял равновесие и сам полетел в топку, находящуюся чуть выше уровня пола. Падая, задержался рукой за край печного отверстия и получил приличный ожог. А мог ведь вместе с поленом скользнуть по шнуровке в самый дальний угол печи… Повезло!

[…]

12 ноября, среда. Сдана Одесса. В блокаде Ленинград и Севастополь. Бои под Москвой… Парад войск на Красной площади воспринимаю как знак того, что есть еще порох в наших пороховницах; строительство железнодорожной ветки от Свияжска в сторону Ульяновска – как веру тыла в свою армию; выступление Сталина – как веру нашего руководства в свой народ… «Братья и сестры!.. Пусть осенят вас имена наших великих предков!.. Враг будет разбит, победа будет за нами!..» Какое обращение, какая убежденность в нашей окончательной победе! Разве можно после этого не выстоять?

27 ноября, четверг. Уже две недели, как я работаю на почте при лесокомбинате. Спецодежду при увольнении с завода сдал и теперь снова облачился в свое демисезонное, продуваемое всеми ветрами, пальто и прехолодные сапоги. В таком виде ежедневно пробегаю по семь-восемь километров к месту работы и обратно домой. Иногда от мороза ступни ног прикипают к обуви… Уборщица, помыв полы и протопив печку, садится в уголок и молча смотрит на меня своим добрым, жалеющим взглядом. Знаю, что сын у нее на фронте. И мне становится стыдно, что я не с ним, не на фронте…

14 декабря, воскресенье. Началось наступление наших войск под Москвой! Вот и дождались мы первой большой удачи! И дальше бы так!.. Прочел о киевском Бабьем Яре и уманьской Яме, в которых фашисты погребли десятки тысяч евреев. Неужели такая судьба постигла и Маню Йоффе, и Сему Беленького? Нет, дожидаться восемнадцати не стану: иду в военкомат!

26 декабря, пятница. Был у военкома, просился в армию. Получил отказ. Но в апреле комиссар обещал направить меня в одно из военных училищ. Вышел из военкомата и, по правде говоря, обрадовался, что никуда сейчас ехать не надо: мороз за сорок, под ногами глухими взрывами трескается земля. И так захотелось домой – в тепло!.. Новый 1942 год будем встречать в Зеленом Доле с семьей тетки… Пусть он станет для всех нас годом побед нашей армии, а для меня – годом осуществления моей главной мечты – моей встречи с врагом на поле боя. Скорее бы!..

3. Мужание

(Воспоминания, 1942г.)

Товарно-пассажирский поезд медленно продвигается на северо-восток – в Удмуртию. Там, в городе Глазове, находится эвакуированное из Ленинграда Второе военно-пехотное училище, в котором мне предстоит пройти максимальный шестимесячный срок обучения… Сидя на верхней багажной полке, предаюсь мыслям. Правильно ли я поступил, когда раньше времени уехал в армию, оставил в полном одиночестве […] маму? О материальной стороне дела и говорить, кажется, не приходится: уж я-то знаю, что все это время попросту объедал мать. А то, что полгода скрывал от матери свои намерения, то этим я ее действительно обидел. […]  Единственное, что для меня так и остается непонятным – это, почему моя мать, женщина властная и решительная, не попыталась меня остановить в последний час: ведь она могла позвонить военкому и не дать согласие на призыв несовершеннолетнего сына. Но она этого не сделала. […] Лишь спустя много лет я понял, что в тот далекий майский день 1942 года моя мать совершила лишенный всякого внешнего эффекта подвиг Матери и Патриотки…

Зачислен в станковопулеметный батальон. Теперь каждый день начинается с одной и той же команды – «Подъем!». Уже через две-три минуты мы выбегаем на улицу и, стуча толстенными подошвами американских ботинок, мчимся на берег Чепцы, где после физзарадки окунаемся в холодную и быструю речную купель. Возвращаемся в расположение пулбата еще быстрее, чтобы, не дай Бог, не выбиться из графика распорядка дня. В казарме – считанные минуты на заправку постелей, одевание и построение на утреннюю поверку. Затем по команде «Бегом марш!» направляемся в столовую (так же на обед и на ужин). Из  столовой в казарму возвращаемся ускоренным шагом, и обязательно с песней. Если, по мнению старшины, поем плохо, то он заставляет нас маршировать «на месте» пока мы не «распоемся». Потеря времени от топтания на одном месте компенсируется ужесточением на выполнение личных мероприятий и процедур…

Основные места для проведения полевых занятий – лесной массив и учебный полигон за Чепцой. Больше всего нравятся занятия в лесу: здесь можно ускользнуть от всевидящего ока взводного, немного побыть среди зелени и птиц, найти съедобную ягоду или гриб. Учебный полигон оснащен сетью окопов и блиндажей, остовами строений, огромным стрельбищем… После тридцатикилометрового марш-броска с полной боевой выкладкой мы бросаемся в быструю и холодную Чепцу, преодолеваем ее «гуськом» по протянутому канату, после чего с хода вступаем в последний и, конечно же, решительный бой с безразличными ко всему чучелами, имитирующими живую силу противника. Такие марш-броски по тревоге и зачастую ночью проводятся не реже раза в неделю. Но и с наступлением заморозков наша дружба с Чепцой не прекращается: мы к ней прибегаем каждое утро, чтобы после физзарядки омыться до пояса обжигающей тело речной шугой…

После обеда – мертвый час, который я не  терплю за то, что приходится второй раз в день заправлять постель, имея на всю премудрость стандартной заправки не более двух минут, да еще столько же на то, чтобы одеться и выбежать на построение… После дневного отдыха – классные занятия, самоподготовка и личное время. День заканчивается ужином и вечерней прогулкой. Когда проходят строем поющие подразделения училища, рождается дух соперничества, желание спеть лучше других. И это чувство нисколько не ослабевает ни от усталости, ни от дурного настроения. Наоборот: песня заставляет хотя бы на время забыть и усталость, и разные прочие неприятности… После прогулки – вечерняя поверка и отход ко сну.

… А завтра все повторится снова, и так – все шесть месяцев подряд: подъем, построения, занятия, прогулка с любимыми песнями роты […].

Незадолго до сдачи экзаменов нам объявили, что оставшийся срок обучения мы будем переподготовлены на истребителей танков. Ускоренный курс переподготовки до того нас измотал, что, когда мы за три дня до сдачи выпускных экзаменов оказались в отправляющемся на фронт эшелоне, нами такой поворот событий был воспринят как-то безразлично: «Видно не время заниматься школярством, когда немцы вышли к Волге, и опасность нависла над Сталинградом. Жаль, конечно, что отодвигается вопрос о присвоении званий, но разве сейчас это главное?».

… Глазов – Котельнич – Горький – Владимир… И, наконец, Москва. Все, что было связано с Москвой, мне всегда представлялось чем-то легендарным, героическим. Как же я был разочарован, когда ничего этого в Москве не нашел! Да и что можно было найти на огромном вокзале, где в течение нескольких часов светового дня нас успели помыть, накормить, выдать новое обмундирование, да еще вдобавок показать кинофильм «Суворов». Вечером мы снова очутились в вагонах, а уже утром выгрузились на каком-то лесном полустанке под Калининым. В тот же день нас привезли в затерявшийся в лесу лагерь, где формировались части 19-й Гвардейской дивизии. […] Затем, погрузившись в новенькие «Студабекеры»,  двинулись в сторону фронта. На четвертый день, утром, остановились у дотла сожженной деревушки, от которой остались лишь торчащие остовы нескольких печей-мазанок. Фронт находился где-то так близко, что ощущался всем нутром… Произошло первое знакомство с немцем, правда – мертвым. Я присел на чуть заметный снежный бугорок и поставил возле себя котелок с горячей едой. Пока доставал хлеб и ложку, снег на бугорке подтаял, и из-под него показалось тело длинноволосого немца в одном белье. Почувствовав подступающую к горлу тошноту, я взял себя в руки и доел содержимое котелка до донышка. Доел… и ушел в кусты, где долго и усердно освобождал свой желудок…

С наступлением темноты стали продвигаться к передовой. До утра успели занять оборону и окопаться. Утро выдалось морозным и солнечным. Нас сразу заметили и ударили по нам из минометов. Одной из первых мин было уничтожено наше противотанковое орудие с расчетом. Потерю своих товарищей перенес с болью, но с верой в то, что скоро наступит отмщение. И, действительно, уже на следующий день другое наше орудие в быстротечном поединке с семью немецкими танками уничтожило пять из них. Я испытывал чувство гордости за своих удачливых товарищей и доброй к ним зависти…

В мелких позиционных стычках с противником прошел ноябрь, за ним – декабрь. Появились слухи, что на фронт приехал Жуков, а это значило, что скоро быть большому сражению…

Новый 1943 год встречали с надеждами на лучшее: пили за школу нашего солдатского мужания – родное училище, за грядущие наши успехи и ратные победы; желали друг другу долгой жизни, а если не дай Бог, смерти, то обязательно легкой… В будущее смотрели уверенно: если и не знали наверняка, то чувствовали, что полоса неудач нашей армии, характерных для начального периода войны, закончилась; что война переходит в другую, качественно новую стадию, которая приблизит нас к окончательной победе над врагом. […]

Переполненный чувством светлого и обязательно героического будущего, которое ожидает меня и моих боевых товарищей в предстоящих сражениях, я мысленно перенесся к оставленной мной в одиночестве матери, благодаря ее за понимание моего добровольного и досрочного ухода в армию. Свои мысли и чувства по этому вопросу значительно позже я выразил в следующем своем стихотворении:

ДВЕ МАТЕРИ

                                                                                                          Памяти моей мамы

                                                                                                          посвящаю

Недавно мне исполнилось семнадцать.

Последний год болел, держа в тревоге дом…

И вот пришел к тебе я, мама, чтоб признаться,

Что сын твой перешел свой Рубикон.

Стою перед тобой смущенный, робкий,

Смотрю на первую твою седую прядь,

И даже выпитый глоток с друзьями водки

Не может страх и боль мою унять…

Но ты без слов понять меня сумела,

В печали тихой, опустив гала,

И со щеки твоей предательски слетела

Скупая материнская слеза.

Опухла за ночь… Поцелуй прощальный…

Осталась ты одна на пять предолгих лет,

А я, твой сын, ушел тропою дальней,

Где смерть ждала, при счастье – лазарет…

…Давно я дед… Тебя уже не стало…

Но и сегодня благодарен я тебе,

За то, что к военкому ты не побежала,

Помехой не была в моей судьбе,

Разлуки боль не множила слезами

И в горе материнском ты могла понять,

Что в тот тревожный час, терзаема врагами,

К себе звала меня Отчизна-мать.

Подлинник, машинопись.

2.

Дорогами плеНА

Воспоминания[2],- восклицает немец при виде меня, распластанного на полу. Насмотревшись, он приподнимает мою голову и подносит ко рту горячий пахнущий напиток. Догадываюсь, что это знакомый мне по рассказам эрзац-кофе. Впервые за долгие часы мой желудок чем-то наполняется. Боль слегка утихает, клонит ко сну…

Меня вносят в жилую часть избы – большое теплое помещение с низким потолком и маленькими зашторенными окнами. Слева, в глубине комнаты, стоят грубо сколоченные деревянные нары, на которых несколько обнаженных по пояс немцев расправляются с насекомыми, оккупировавшими их нижнее белье. У правой стены, возле окна, находится большой непокрытый деревянный стол, за которым сидит офицер с гладко выбритым усталым лицом и причесанными на прямой пробор седеющими волосами. В торце стола примостился на массивной табуретке немец-переводчик. Помигивая и коптя, горит керосиновая лампа без абажура, рассеянный свет которой едва распространяется дальше столешницы и нависшей над ней части потолка.

Два немца, пытаясь придать вертикальное положение, усаживают меня плотно к стене и с боков поддерживают под руки. На секунду пытаюсь увидеть себя глазами немцев: широко расставленные ноги, разбросанные в стороны руки, торчащая посередине голова – и все это в красных от крови бинтах. «Красная пятиконечная звезда – вот на что я сейчас похож!» – и от этой мысли становится немного смешно и грустно. Говорит переводчик:

– Господин гауптман[4]        

Наконец офицер подымается из-за стола, что-то говорит переводчику и, повернувшись ко мне, выжидающе на меня смотрит.

– Господин гауптман говорит, что у него в Германии остались жена и дети и он боится их потерять. Он не хочет, чтобы его дети остались без отца. Войну нужно кончать. Господин гауптман вам завидует: для вас война закончилась, - монотонно бубнит переводчик.

Офицер продолжает смотреть, словно пытаясь понять, какое впечатление произвела на меня его откровенность. Потом снова через переводчика обращается ко мне:

– Я хотел бы вам помочь. Но у меня тоже ничего нет кроме сигарет и хлеба. Правда, могу вам выдать справку перебежчика. Она облегчит вашу участь в плену.

Преодолевая резкие приступы  головной боли я молча, одними движениями головы категорически отказываюсь от предложенного. Я не курю и в моем нынешнем состоянии голода не чувствую. Слова офицера о справке меня коробят, но, веря в порядочность этого человека, я скрываю от него свое возмущение. По выражению лица офицера замечаю, что он одобрительно относится к моему решению.

Из штабной избы меня через сени выносят во двор и запирают в большой и темный сарай, набитый пленными. После месяцев жизни в снегу под открытым небом мне впервые выпадает ночевать в защищенном от ветра и наполненном теплом помещении. Я лежу на нижнем ярусе нар и чувствую, как меня одолевает сон смертельно уставшего человека.

Утром из числа здоровых и легко раненных обитателей сарая формируют команду для отправки в лагерь. Меня и еще несколько тяжело раненных укладывают на русские розвальни и везут в лазарет.

Морозное зимнее утро. Выпавший вчера снег искрится от солнца и скрипит под полозьями саней. Впереди рядом с лошадью идет русский возница из местных жителей – старый человек с угрюмым выражением лица. Позади саней с болтающейся на плечах винтовкой и гармошкой в губах вышагивает тоже немолодой немец-конвоир. Немец явно досадует, что ему приходится проводить часы на морозе в кургузой, продуваемой всеми ветрами, шинели, холодных сапогах и шапчонке-маломерке. Раздражает его и то, что отогретая дыханием губная гармошка снова быстро остывает на морозе и пребольно жалит. Он чертыхается, хлопает руками, бьет себя по ягодицам, а потом, достав зеркальце, рассматривает свою местами примороженную физиономию. Наконец, конвоир прячет гармошку с зеркалом в карман и неспешно приближается ко мне.

– Wleactbistdu?[6] – отвечаю я и вижу, как конвоир от удивления раскрывает рот, а затем заливается безудержным смехом.

– Achso: dubistschonyrobvater,[8] 

Мне в Пете нравится все: его отношение к товарищам, его скромность и, конечно, - певческий талант. Я с детства люблю музыку, которая составляет часть моей жизни: мелодия меня  гипнотизирует, уносит в другой желанный для меня мир. Чтобы изменить свое настроение мне достаточно отыскать соответствующую мелодию и, проигрывая ее в уме, вызвать у себя чувство бодрости или светлой грусти, радости или печали. Может быть, поэтому меня не тяготит одиночество. Об этом ни с кем не делюсь, боясь быть не понятым. Казах Абиш меня, вероятно, осудил бы  за самоизоляцию, произнеся что-то вроде: «Одиночество отрадно лишь аллаху». Но стоит ли говорить о сокровенном, не будучи уверенным, что тебя поймут? Ведь тот же Абиш не раз повторял: «Не видя воды, не спеши штаны снимать».

Холода усилились настолько, что нас перестали водить на строительство железнодорожной ветки. Теперь часа по два в день мы работаем внутри лагеря на расчистке снега и заготовке дров для котельной. Сегодня я работаю во второй половине дня, а первую половину посвящаю изучению надписей, которыми испещрены стены коридора. Лагерные летописцы ведут на стенах рассказ о трагической судьбе многих тысяч советских пленных, особенно осенью сорок первого года. Вот надпись, сделанная безымянным автором в первый год войны: «Нас помирает десять тысяч в месяц», а эти – без даты: «Заморили голодом шестьдесят тысяч» и «Сегодня скончался Костя Васин из Перьми». К наличию настенных писем из прошлого начальство относится спокойно, даже с ободрением: по мнению немцев эти страшные свидетельства должны, с одной стороны, запугать нынешних узников, а с другой стороны, - вызвать у них чувство благодарности за то, что теперь такое количество людей уже не умирает. Совсем по Абишу: «Не опробовав горького, не оценишь сладкого». Хотя я понимаю весь трагизм здесь происшедшего, но подавить мою психику эти надписи не могут: за последний год мне тоже довелось многое пережить, о чем тоже можно было бы поведать миру.

После полудня я иду во двор заготавливать дрова для котельной. Это единственная работа, которая выполняется пленными с пониманием ее полезности: обеспечивая котельную топливом, мы тем самым работаем и на себя. Нас, как всегда, десять человек с охранником-эсэсовцем, на рукаве шинели которого чернеет траурная повязка. У меня радостно екает сердце: вспоминаю ношение немцами траурных повязок после разгрома их под Сталинградом, я думаю, что может быть и теперь мы одержали какую-то крупную победу. Увы, нет – просто у караульного погиб на фронте сын. Солдат так подавлен своим горем, что нас почти не замечает. Но вот из бокового пристроя здания комендатуры, где по случаю нерабочего дня собралось лагерное начальство, доносятся сначала звуки губных гармошек, а затем и слова походной эсэсовской песенки:

Andriff ach Moskau unser Bataillon –

Unser Bataillon SS-Division…В одном месте, где лес очень близко подходит к дороге, замечаю, что идущий рядом по обочине молодой немец-конвоир заговорщически кивает в сторону зарослей. «Провокация? Едва ли, ведь он за все время до этого и голоса не подавал. Если бежать, то только сейчас», – думаю я, и обращаю внимание все еще жующего своего соседа на знаки, которые подает немец. Почти не сговариваясь, мы бросаемся в лес. Сначала слышатся шум и тяжелое топанье сапог бегущего за нами конвоира, потом тишину леса разрывает выстрел. Но постепенно все стихает. Кажется, и сам конвоир сумел воспользоваться случаем и дезертировал. Сначала мы бежим не останавливаясь, держа в руках снятые с ног колодки, но, убедившись, что за нами погони больше нет, переходим на быстрый шаг. Хорошо еще, что по какой-то причине конвоиров с собаками оставили в Саарбрюккене. Идем еще часа два наугад, не выбирая направления и желая только как можно подальше удалиться от места побега. Наконец, мы выходим на опушку леса, откуда просматривается в низине за речкой небольшой поселок, а за ним километрах в трех – широкое шоссе. Смертельно уставшие мы падаем на землю. […]

Больше месяца я и мой новый друг Иван скитаемся по лесу, иногда с поросшего лесом холмогорья спускаемся в разрушенные селенья. Мы радуемся обретенной свободе и тому, что нас двое, что можно поддержать друг друга, посоветоваться, да и просто поспать одному, пока другой караулит. Основной своей базой мы считаем два замаскированных на опушке леса окопа: во-первых, отсюда хорошо видно все, что делается в поселке и на шоссе; во-вторых, здесь к нам тяжело подобраться незамеченным. И еще одно достоинство этой базы: метрах в пятистах от нее мы нашли брошенный военный фургон с сотнями буханок хлеба и двумя карабинами. Лошади из фургона были выпряжены и исчезли с двумя, как мы предполагаем, возчиками. Бегут крысы с корабля, бегут! Вот и хорошо – и оружие у нас есть, и хлеба много…

Однажды утром на шоссе показалась колонна маленьких юрких автомобилей. Таких машин у немцев нет, колонна движется на восток, уже два дня наш лес не обстреливают самолеты союзников – все это свидетельствует, что по шоссе продвигаются союзнические войска.

Спускаемся с Иваном в поселок, за которым до этого так долго наблюдали. Солдаты-канадцы из контингента союзнических войск мирно и тихо принимают в плен солдат и офицеров вермахта. Вот выходит из дома улыбающийся немецкий гауптман со своей семьей и домочадцами. Ни слез, ни причитаний – все светятся радостью и довольством. Гауптман прощается с провожающими и направляется к ожидающему его в «виллисе» солдату. «Гитлер – капут! – громко и по-военному четко произносит офицер и, сняв с себя ремень с кобурой и пистолетом, отдает все это в руки канадцу. Гауптман явно считает, что ему повезло: куда как хуже было бы попасть в плен к русским.

В поселке мы узнаем, что где-то под Франкфуртом колонна пленных, из которой мы с Иваном бежали, была расстреляна эсэсовцами.

Скоро я и Иван примыкаем к небольшой группе освобожденных из плена соотечественников под началом русского майора и, обзаведясь автомашиной и парой лошадей, пытаемся добраться до Парижа, где, как мы слышали, уже работает наше какое-то представительство. Нас удивляет неподдельное радушие и внимание, с которым к нам, гражданам чужого для них государства, относятся представители канадских и американских военных комендатур, обеспечивая ночлегом, питанием и даже кормом для лошадей. […]

На полпути к Парижу нас останавливает патруль временных французских властей, которые после освобождения от немцев Лотарингии и Эльзаса только-что начали функционировать. Нам очень вежливо предлагают повернуть на Саарбрюккен, где якобы под эгидой американских военных властей организован крупный пункт по подготовке и осуществлению репатриации на родину бывших советских военнопленных и перемещенных гражданских лиц.

Делать нечего – поворачиваем оглобли.

И снова я в Саарбрюккене, но уже не пленный, а репатриант. В этом городе я уже третий раз, кажется. То, что я здесь теперь вижу, трудно назвать пунктом – это большой лагерь, размещенный в чудом уцелевшем от бомбежек военном городке в пригороде Саарбрюккена

В лагере формируются воинские подразделения, в которых под началом советских офицеров из числа бывших военнопленных налаживается нормальная армейская жизнь со всеми ее атрибутами: военной дисциплиной, строевыми занятиями, боевой и политической подготовкой. Несколько странно видеть, как на плечах вчерашних лагерников появляются не виданные еще мной погоны с маленькими и большими звездами, как лица нашего начальства округляются, а голоса становятся властными и нетерпеливыми. […]

Работу по подготовке бывших военнопленных к репатриации координирует небольшое по численности представительство советского командования во главе с выдержанным и тактичным полковником.

Узнаю в проходящем мимо меня человеке с погонами старшины нашего Пашу-полицая. Иду за ним, захожу в подъезд, запоминаю дверь. Вечером с Иваном отправляемся к Паше в гости. У него, оказывается, отдельная комната, в которой он живет вместе с ... женой. Наш пострел и здесь поспел: и старшиной стал, и квартирой обзавелся, и жену где-то раздобыл. Паша сразу меня узнает, лицо его выражает одновременно и испуг, и удивление. Видно, что он мучительно соображает, как я мог уцелеть под Франкфуртом, а я тоже силюсь понять, сбежал ли Паша из колонны, как и я, или помогал эсэсовцам расстреливать пленных. От этого христопродавца всего можно ожидать. Паша приходит в себя и кричит жене, чтобы подавала на стол, а затем приглашает меня и Ивана присесть. До этого я не проронил ни одного слова, напряженно думая: а дальше что? Самые жестокие и фантастические планы мщения проносятся у меня в голове, а простого и реального действия найти не могу. Нет, это не мое личное дело, пусть его судят по закону те, кому положено заниматься этими делами. Я же молча сбиваю ударом кулака этого ненавистного мне человечка. Пашина жена давно поняла, в чем дело, и теперь всхлипывая, наблюдает, как ее муженек, стоя на коленях, умоляет простить его. Я впервые в жизни ударил человека в лицо и верю, что больше никогда так не поступлю, но физическое и моральное унижение этого выродка мне сейчас доставляет удовольствие и радость. Я обещаю Паше скорый суд, извиняюсь перед его подругой и вместе с Иваном ухожу «из гостей».

Американские власти официально доводят до сведения репатриируемых, что каждый, кто не захочет возвратиться на родину, может рассчитывать на получение гражданства США. На второй день после нашего с Иваном посещения бывшего полицая-переводчика из лагеря Тиканье, захватив с собой подругу, Паша покидает свою квартиру, и второй раз изменяет родине, обращаясь к американцам с просьбой предоставить ему политическое убежище.

            Утром девятого мая сорок пятого года мы узнаем, что прошлой ночью представители немецкого военного командования подписали пакт о безоговорочной капитуляции Германии. Люди от радости плачут, пляшут, обнимаются. Эта не та личная радость, когда сам освобождаешься из плена, это радость общая – ликование людей, которым судьба их родины в такой же степени небезразлична, как и их собственная. Мы испытываем гордость за то, что мы русские, что на нас русская одежда и кирзовые сапоги, что стоим под флагом своей родины и слушаем незнакомые для многих из нас торжественные звуки нового государственного гимна. Да, мы ликуем, а на душе тревога: как встретит нас родина, что произошло за годы плена с нашими семьями, кого из родных и близких нам людей мы не застанем в живых. И одновременно – надежда на скорую встречу с Россией: русским полем, русским лесом, русским небом, русской Волгой… Но, как же долго, тянется время до отправки на родину! И сыты, и одеты – казалось бы, чего еще желать тем, кто годами испытывал страшные лишения плена. Но нет – чужая страна никогда не заменит тебе родную землю, где ты родился и вырос, где впервые познал радости и печали, где ждут тебя твои близкие. Поскорее бы, поскорее домой!

В начале июня формируется первый эшелон репатриируемых для отправки на родину. Заботы по нашему переезду лежат на американской стороне. После недавних баланды, псов и конвоиров организация нашей отправки просто сказочная: на вокзале оркестр играет марш «Прощание славянки», теплые напутственные речи членов репатриационной комиссии и американских властей. Наконец, объявляется посадка, и я попадаю в идеальной чистоты вагончик, где заблаговременно расстелены на полу десять желтоватого цвета циновок, на которых мы проведем весь путь до места назначения – Дессау. Циновки находятся друг от друга на расстоянии полутора-двух метров, и создается впечатление, что у каждого из нас – отдельная комната. Это впечатление еще больше усиливается целой горой у каждой циновки съестных припасов, среди которых красочный мешочек кубинского сахара, крафт-мешок галет, коробка с плиточным шоколадом, мясные и рыбные консервы, экстракты разных напитков, какао-порошок, сигареты, мыло, зубная паста. А у изголовья – подушка с наволочкой м два полотенца. И при этом никаких тебе командиров и надзирателей.

Вагон – все-таки вагон, и мы предпочитаем ехать на его крыше. Отсюда нам видно разрушенную войной и обнищавшую Германию, толпы немцев, выпрашивающих у нас на остановках еду и курево. Я замечаю, что в большинстве своем люди, перенесшие от немцев неимоверные страдания, душой не зачерствели: видя жалкое состояние немецких детей, женщин и стариков, - они не злорадствуют, а помогают несчастным в меру своих возможностей.

Проехав пол-Германии, мы подъезжаем к конечному пункту нашего путешествия – небольшому немецкому городку Дессау, где нас официально должны передать советской стороне. С удивлением замечаю, что с приближением к Дессау у наших побывавших в плену офицеров с широких золотых погон начинают исчезать маленькие звездочки и большие звезды. […]

Мы проходим по наведенному саперами понтонному мосточку на другой берег небольшой речки и под бдительным  присмотром наших, как всегда несколько небрежно одетых и недостаточно чисто выбритых, офицеров достигаем опушки сосновой рощицы, где разместились пункты Особого отдела и Наркомата иностранных дел. Что сулит нам посещение этих больших полевых палаток, разбитых на полянке под благоухающими напоенными солнцем соснами?

Настроение у выходящих из палаток обратно пропорционально величине звезд, которые недавно красовались у них на погонах. Беззаботно, а иногда и с шуткой, выходят рядовые и младший командный состав; спокойно, но без шуток, покидают палатки младшие офицеры; когда же выходят майоры и выше – на них можно совсем не смотреть, так как все равно ничего не увидишь, кроме низко опущенной головы, вспотевшего затылка и пурпурно-красных ушей.

Проверку в Особом отделе прохожу довольно быстро: четко поставленные вопросы помогают так же четко формулировать ответы. Посложнее с интеллигенствующим наркоминделовцем с его витиеватыми вопросами и манерой их задавать: «не могли бы вы припомнить?», «не затруднит ли вас рассказать?»… Наконец дипломат с золотой веточкой на петлицах переходит к последнему вопросу:

– Кстати, если вам не трудно, извольте объяснить, почему вы не покончили с собой?

[…] Вопрос наркоминделовца застает меня врасплох: задай его особист – куда ни шло, но дипломат?! Я вижу, как проверяющий укоризненно покачивать головой: дескать, что, брат, смалодушничал? Чувствую, как во мне закипает злость на этого выхоленного, безукоризненно одетого и выбритого мужчину, от которого за несколько метров разит терпким запахом «Шипра». Но я себя сдерживаю и спокойно отвечаю:

– В состоянии, в котором я был пленен, самоубийство было невозможно.

– Да, конечно. Я это понимаю, – с каким-то ехидством в голосе продолжает дипломат, – но у вас потом было еще более двух лет времени. Или вам и потом что-то мешал?

Меня прорывает:

– Во-первых, я считаю, что самоубийство – проявление слабости духа: пока человек способен сопротивляться смерти, он обязан это делать, обязан жить для себя, для своих близких, для Родины. Ну, кому и какая была бы выгода, если бы миллионы пленных покончили со своей жизнью? И, во-вторых, а вы уверенны, что сами поступили бы так, как советуете…

– Ничего я вам не советую, ровным счетом – ничего. Это вы зря!.. – перебивает меня наркоминделовец, – у меня к вам вопросов больше нет. Благодарю вас, можете идти.

Меня зачисляют рядовым в 556-ой полк. Командир взвода – младший лейтенант, только что окончил военное училище и прибыл на свое первое место службы. В его взводе больше половины бывших военнопленных, прошедших суровейшую школу жизни. Ему тяжело подчинить себе разношерстный по возрасту и правам взвод, и он пытается компенсировать его просчеты смешным для нас надуванием щек, неестественной медлительностью движений и напускной серьезностью. Он всего на год младше меня, но на сколько же лет я старше его! Он мне напоминает меня самого, когда я прибыл на фронт. А теперь я – это усталый от всего пережитого человек, у которого, по крайне мере в настоящее время, нет ни возраста, ни планов, ни определенной цели. Прежняя моя цель «выжить» – достигнута. А дальше?.. Если ты, товарищ младший лейтенант, сознательно выбрал профессию военного, то не дай тебе бог пройти когда-нибудь моими тернистыми дорогами! Дослужись за себя и за меня до удачливого генерала, парень!..

Сажусь и пишу по месту последней работы мамы: «Если моя мама жива, то передайте ей, что я тоже жив. Пусть напишет мне по адресу…».

Эпилог

А дальше следует пеший марш-бросок от Дессау через Потсдам, Берлин, Познань и Варшаву до Минска – всего около тысячи двухсот километров, с отдельными переходами по 80-90 километров в сутки. Из Минска нас по железной дороге подтягивают поближе к Японии, но высаживают из эшелона на Урале – в Коркино, Челябинской области. Здесь в июне 1946-го года происходит расформирование нашей части и демобилизация ее личного состава. После моей демобилизации – учеба в институте, административная и научная работа.

И все же в послевоенные годы, вплоть до середины восьмидесятых, я испытываю некоторую моральную ущемленность: военное ведомство не находит оснований для награждения меня самой массовой медалью «За победу над Германией…», которой награждаются все участники войны, словно пять ранений я получил в какой-то кабацкой драке, а недалекие чиновники при случае намекают на мое «сомнительное прошлое». Общая же настороженность в этом вопросе негласно переносится и на семью, где не принято даже упоминать о самом трагическом периоде моей жизни.

Из всех, с кем мне пришлось воевать или разделить участь пленника, после войны я встретил только Володю Сытова, который в тот трагический январский день сорок третьего года прокричал нам издали из-за валуна приказ об отступлении, когда практически отступать уже было некому. «За этот бой, – краснея говорит Володя, – за всех вас я получил орден «Отечественной войны». Скоро Володя трагически погиб: при зачистке от бензина железнодорожной цистерны, в которой он находился, порывом ветра закрыло люк и мой фронтовой товарищ задохнулся ядовитыми испарениями.

Мачеха Володи Угланова приняла меня вежливо, но очень холодно: интереса к судьбе пасынка не проявила. Жаловалась только на трудности жизни без хозяина: Володин отец умер за год до конца войны.

Маму Толи Чернова по имевшемуся у меня адресу я не нашел: по словам соседей она уехала куда-то к одному из своих сыновей.

Я счастлив, что рядом со мной на фронте воевали смелые и честные боевые товарищи.

Мне повезло, что на дорогах плена меня окружали преданные Родине люди с достоинством переносившие все тяготы жизни в неволе.

Я горжусь тем, что в самый тяжелый для Родины час смог внести и свою скромную лепту над германским фашизмом.

Подлинник, машинопись.

3.

По кругам ада

(Фрагменты поэмы)[11]

[…]

Танго нежные звуки в школьном зале несутся

И сердца наши бьются, мысли наши чисты…

«Утомленное солнце нежно с морем прощалось» –

В этих звуках, казалось, растворяемся мы.

А на улицах свечи загорелись каштанов,

И не слишком ли рано отцветает сирень?

А совсем ведь недавно яблонь розово-белых

Удивительно долго бушевала кипень!..

Милый бабушкин домик, старый сад не убогий,

Тополя у дороги стерегут этот рай.

В доме том, слава Богу, нет житейской тревоги,

Хоть забот и хватает иногда через край.

Все здесь с детства знакомо, все мне дорого, мило:

Место встреч на «Алейке», многолюдный перрон,

Холмогорье Долинки и лещинник Дубинки,

И пруды «Водокачки», школа, клуб, стадион…

Только как-то под вечер взрывом землю тряхнуло,

Городок затянуло дымом, горькою мглой –

Счастье тихое это как мираж вдруг пропало,

Все, что после настало, стало зваться войной.

3. Район Великих Лук. 4.01.1943.

[…]

За окном завывает бесконечная вьюга,

В слабом свете лампады вечер мрачен и сер,

Я лежу у порога на промерзшей соломе,

Надо мною склонился пожилой офицер.

«Сколько лет вам? – неспешно задает он вопросы.

Как всего восемнадцать и почти год в строю?

Это что ж у России все иссякли резервы?

«Много сил у России!» –  я в ответ говорю.

«Это значит не скоро я увижусь с семьею», –

Говорит офицер, теребя седину,

А потом добавляет: «Да и выживу вряд ли…

Вам завидую даже: вы живой, хоть в плену».

Помолчав, продолжает: «Я помочь бы хотел вам,

Но всего, что имею – сигареты да хлеб…

Вот еще санитары перевязки поправят,

Ну, а завтра вас рано отвезут в лазарет»…

…Утром буря утихла, заскрипели полозья

И возница из местных под уздцы взял коня.

Мы, лежачие стонем, устремив в небо очи,

В мире столь недалеком вспоминаем себя.

[…][13]

10. Васильево. 11.1941 - 04.1942

[…]

И становится больно от потерь, отступлений,

Наполняется сердце неуемной тоской…

А еще, словно громом, оглушила нас новость,

Что бои разгорелись по самой Москвой.

Но от радости скоро нас уже распирало:

Побежал враг коварный наутек от Москвы,

Благодарная память имена сохраняла

Тех, кто с жизнью расстался в пекле этой войны.

В небе подвиг Гастелло, на земле – подвиг Зои

Нашим мыслям созвучны и примеры для нас…

Как тогда мы боялись в череде серых будней

Пропустить данный сверху нам для подвига час.

План созрел. И в апреле я иду к военкому:

«Мне б на фронт, добровольцем… Помогите, прошу!».

«Вам семнадцать… Не вправе, - говорит комиссар мне, -

Но послать на учебу я, конечно, могу».

А к исходу апреля сорок второго

Я в училище еду бить учиться врага…

Ночь проплакав над сыном, не сомкнув даже очи,

Мать моя на вокзале молчалива, строга.

11. Городок. 12.1943 - 03.1944.

[…]

Городок – воитель старый, страж российских рубежей,

Горбит старческую спину – одолел его злодей.

В нем и лагерь необычный – вся охрана из ЭС-ЭС,

Проволочные сплетенья, рвы, собаки, вышек лес,

Пулемет на каждой вышке, пересвет прожекторов –

Лагерь концентрационный! И застыла в жилах кровь…

Знали мы уже – концлагерь к смерти самый краткий путь.

Только б  вырваться отсюда, только б выжить как-нибудь!

С нами стены говорили словом тех, кого уж нет:

«Здесь за месяц помирает десять тысяч человек»…

И еще «Сегодня помер Коля Васин из Перьми»…

«Шестьдесят нас было тысяч, а осталось только три».

Вот почти уже два года стены в этих письменах

Сохраняются начальством, чтоб поддерживать в нас страх,

Убедить, что было худо, а сейчас, мол, хорошо,

Но эсесовских традиций не меняет здесь никто…

От вокзала тянем ветку на пакгауз – крытый склад;

Долбим смерзшуюся землю, ложим шпалы ровно в ряд,

Подбиваем их щебенкой, руки голые в крови,

А потом мы стелим рельсы, забиваем костили…

А вокруг проклятья, крики, град ударов, лай собак:

День сегодня зябкий, хмурый злит эсесовских вояк.

Вот они кричат, резвятся, бьют прикладом в спину, грудь,

Не дают за целый день нам ни поесть, ни отдохнуть.

…Зимний день короче ночи: в пятом нас ведут в барак.

Пайку хлеба и баланду мы едим уже впотьмах.

Скоро низким баритоном Петя – оперный певец

Пропоет для нас уставших, как торгуется купец,

Дочь свою, как поучает, старый мельник; Игорь-князь,

Как свой плен переживает; и еще споет для нас,

Как поэту захотелось вдруг забыться и уснуть…

И никто о том не знает, что нам завтра в новый путь.

[…]

[2] Чертовщина! (Немец.).

[4] Боже мой, такой молодой и уже мертвый. (Немец.).

[6] Восемьдесят. (Немец.).

[8] Германия – превыше всего! (Немец.).

[10] Отдельные главы и эпиграфы и эпиграфы опущены.

[12] Опущены главы:

4. Христиновка – Свияжск. 07-08.1941.

5. Невель. 01.1943.

6. Казань. 07.1941.

[14] Опущены главы:

12. Глазов. 05.1942.

13. Каунас. 03.1944.

14. Глазов. 05-11.1942.

15. Германия – Дахау. 04.1944.

16. Глазов – Москва – фронт. 10-11.1942.

 

Из воспоминаний Василия Захаровича Сироты,

Начальника артиллерийского снабжения

152 Отдельной Ленинградской Краснознаменной

ордена Суворова танковой бригады

        

По окончании 1-го Харьковского танкового училища в июне 1942 года, я совместно с лейтенантами Парасочка А.Н., Козиком В.Ф., Дмитриевым, Прокопенко и др., получив танки, на Нижнетагильском заводе срочно были направлены в Ленинград вместе с личным составом.

         Ленинград тогда находился в блокаде, и мы только через озеро Ладога, бронекатерами на баржах, были переправлены в город и сразу же направлены в распоряжение командования 48-го отдельного танкового батальона, на базе которого и формировалась 152-я танковая бригада, находясь на Карельском перешейке недалеко от с.Скатное.

         В это время быстро овладели новой, в то время, тактикой наступления всех родов войск в сопровождении огневого вала – вслед за арт-огнем. Бригада была укомплектована новыми Т-34 с новыми радиостанциями Р9, 10Р, чего, в то время, именно не хватало танкистам.

         Командирами танков были только средние офицеры. Здесь же вскоре последовал приказ увеличить боеукладку снарядов до 101 шт., пулеметные диски и т.д.

         И вот приказ: выйти к западному берегу р.Нева напротив Дач, что в 2-х км. южнее с.Марьино, где в ночь на 14.01.1943 форсировать Неву по льду и совершить прорыв обороны немцев на восточном берегу Невы и развивать наступление на ст.Мга, овладеть ею и далее развивать наступление навстречу войскам Волховского фронта, соединиться с ними, прорвав этим блокаду Ленинграда.

         Наша бригада была острием войск прорыва. Сложность выполнения поставленной задачи была в том, что немцы длительное время находились в обороне и усовершенствовали ее, лед был недостаточно крепок, противоположный берег был высок, его надо было при подходе расстрелять, чтобы танк мог выйти, зная, что и немцы не будут сидеть сложа руки. Но зная, что это уже наступление, а не оборона, нам придавало много сил и уверенности.

         Это был бой настолько сильный и жаркий, что, начав его на рассвете, мы не обратили внимание, что к наступлению темноты, расстреляли по два и более боекомплекта снарядов.

         Задачу выполнили, несмотря на то, что немцы приложили все силы, чтобы сбросить нашу пехоту в Неву, а мы без горючего у него в тылу долго не продержались.

         Но наши воины шли в бой с такой ненавистью к врагу, что невозможно описать. Виден был и результат: местами немец на немце лежал.

         В первый день боя мной было уничтожено: два пулемета, противотанковое орудие, батарея тяжелых минометов и более двух десятков немцев, что обеспечило успешное продвижение нашей пехоты и овладение опорным пунктом.

         Мой танк тогда получил 19 довольно внушительных вмятин в броне, а я легко ранен и контужен. Однако обстановка требовала действовать, и мы три дня, от зари до зари, не выходили с поля боя, медленно продвигаясь вместе с пехотой вперед. При этом надо иметь в виду, что это наступление проходило по синявинским болотам, да и при действии сурового приказа: засел в болоте – расстрел.

         И вот, сейчас, когда посмотришь на оперативную карту (она как-то у меня сохранилась), то и сейчас удивляешься: насколько сложна была задача. Однако, долг, патриотический дух заставляли преодолевать все.

         А какая была радость, когда воины нашего фронта соединились с бойцами Волховского фронта!

         Коридор прорыва был не так широк (всего 14 км), но железнодорожники тут же проложили путь, и в Ленинград пошли эшелоны с боеприпасами и продовольствием.

         А мы без передышки продолжали теснить немцев на юг, встречая все более яростное сопротивление.

         Не могу не вспомнить наступление в середине марта 1943г. по освобождению ст.Красный Бор и далее по Октябрьской железной дороге.

         При овладении опорным пунктом ст.Красный Бор, мы продвигались в направлении высоты, где встретили сильное и организованное сопротивление немцев. Сходу ее занять не удалось. Тогда мы решили ее обойти.

         Мне первому удалось пробраться по кустарникам через болото и выйти с правого фланга в тыл обороны противника. При этом своим танком уничтожил два противотанковых орудия, два дзота, три пулеметных точки и до двух взводов гитлеровцев.

         За указанные действия я был представлен командованием бригады к ордену «Красного Знамени», правда я его не получил, по неизвестной для меня причине.

         Тогда же я со своим экипажем был сфотографирован корреспондентом газеты (фронтовой или армейской, редактор М.Гордон), как геройски сражавшиеся за овладение опорным пунктом.

         При дальнейшем наступлении южнее ст.Красный Бор был тяжело ранен комбат Сметанин. Это случилось во время рекогносцировки местности. Пуля немецкого снайпера попала ему в живот. Члены моего экипажа держали на руках, пока не отправили в санчасть бригады. Жив он остался или нет сказать не могу, т.к. 17.04.1943 и меня тяжело ранило и я попал в госпиталь 2016 (на Васильевском острове города Ленинграда). В январе 1944г. эвакуирован в Кузбасс. Парасочка А.Н. тоже был ранен и выбыл из Действующей армии, как и я. Козик В.Ф. воевал в бригаде до конца войны.

Основание: ФР-4268 оп.1 д.115 л.10-11

 

Табакин Владимир Львович (1922-2001) – начальник Ульяновского высшего танкового командного училища им. В.И. Ленина

Воспоминания о Великой Отечественной войне 1941-1945 гг.

 

         Я, Табакин Владимир Львович, родился в мае 1922г. в г.Славянске Донецкой области УССР, в семье служащего. В 1932г. вместе с родителями переехал в г.Ленинград. В 1935г. с группой пионеров города – отличников учебы участвовал в поездке в Москву, во время которой участвовал во встрече с Н.К.Крупской. Встреча происходила в здании наркомата просвещения на Чистых прудах. Н.К.Крупская интересовалась нашей учебой и жизнью, рассказывала о В.И.Ленине

         В 1940г. я окончил с похвальной грамотой 14 образцовую среднюю школу Московского района г.Ленинграда. Был секретарем комсомольской организации школы. Весной 1940г., будучи учеником 10 класса, Московским РК ВКП(б) г.Ленинграда был принят кандидатом в члены партии. В этом же году поехал в Орел и поступил в орловское танковое училище. Командиром батальона был впоследствии Герой Советского Союза Белый, а его заместителем, также один из первых Героев Советского Союза танкистов в годы ВОВ, капитан Кадученко.

         О начале войны мы узнали в летнем лагере училища. Хорошо помню летнюю ленинскую комнату в лагере и раздающийся в ней голос диктора Левитана. В нашем сознании не сразу отразились важность и значительность событий. Видимо, 17-18 летний мальчишка не может сразу понять их. Начались еще более напряженные учебные дни.

         В сентябре 1941г. был произведен наш ускоренный выпуск. Помню как при нашем отъезде из города немцы бомбили станцию Орел.

         В группе лейтенантов я был направлен в г.Копейск под Челябинском, откуда через месяц направлен на Разведывательные курсы при высшей школе Генштаба. Начали учебу в Москве, а затем курсы в октябре были переведены в Татарскую АССР г. Вятские Поляны. Уходили из Москвы пешком, в самые напряженные дни – 16 октября. Шли рядом с колоннами машин, на которых вывозились из Москвы эвакуированные. Роптали – Москва в опасности, а нас везут в тыл.

         После окончания курсов я был направлен под Москву в 53 стрелковую дивизию – помощником начальника разведки. Дивизия оборонялась по р.Угра в районе ст.Износки.

         Прибыл на фронт с петлицами с красными кубиками, золотыми шевронами на рукавах – был старшим лейтенантом. Начальник штаба дивизии порекомендовал заменить все это на защитное. Как «очень смелый» человек я не сразу последовал его рекомендации, но после первой переправы через р.Угру под огнем противника спесь сошла и я экипировался по фронтовому. Это был исход битвы под Москвой. Помню как был направлен на участок полка, которым командовал майор Селезнев. Полный «ученых» знаний я готовился встретить оборудованный КП полка, участок обороны и т.д. Вместо этого, ночью переправившись через р.Угру, нашел блиндаж, в  

котором находился очень усталый майор и два десятка бойцов. Это и

был стрелковый полк, или точнее то, что от него осталось.

         Немцы на этом участке хорошо закрепились. Наши попытки взять пленного не давали результатов. Особенно сильно были укреплены населенные пункты Валуково и Коркодиново. Долго и тщательно готовились поисковые группы в тылу, буквально, разучивая каждый шаг. Каждый пленный доставался нам с большим трудом. Немало разведчиков гибли во время проведения поисков. Запомнился случай, когда сапер, который должен был показывать проход в минном поле струсил и уполз в свою траншею. Группа захвата не могла найти проход и металась между нашей и немецкой колючей проволокой. Немцы начали пускать ракеты и обстреливать группу. Более десятка разведчиков были убиты и ранены. С большим трудом удалось их вытащить в нашу первую траншею. Так первый раз на войне я увидел, к чему приводит трусость. В октябре 1942г. был принят в члены партии.

         В начале 1943г. (в январе мне присвоили звание майор, т.к. я был уже начальником разведки дивизии) дивизия была переведена на Юго-Западный фронт и заняла оборону на плацдарме в районе г.Изюм. Это время запомнилось тем, что ночью в наши порядки часто приходили бойцы из группировки, неудачно действовавшей под Харьковом. А так как в г.Барвенкове была немецкая разведшкола, в которой готовились предатели, часто «питомцы» этой школы пытались пройти к нам в тыл, под видом окруженцев из под Харькова. Памятен еще один эпизод. Мы чувствовали, что перед фронтом нашей дивизии противник сменился. Все попытки взять пленного не давали результата. Наконец, удалось схватить пленного, но вследствие тяжелого ранения он скончался. При осмотре его одежды солдатской книжки не оказалось. Нашли лишь фотографию группы солдат на фоне грузовика, на борту которого была нарисована оленья голова. Навели справки и установили, что это – отличительный знак 46 немецкой горно-стрелковой дивизии. А через несколько дней взятый нами пленник подтвердил, что эта дивизия сменила несколько дней назад другую дивизию.

         После короткой службы в штабе 1 гвардейской армии и работы по подготовке разведчиков на КУОС Юго-Западного фронта, я был назначен начальником разведки 23 танкового корпуса, которым командовал известный советский танковый генерал Герой Советского Союза генерал-лейтенант танковых войск Е.Г.Пушкин.

         С этим корпусом воевал на Украине, в Молдавии, в Румынии, Венгрии, Австрии, Чехословакии. Наш корпус участвовал в прорыве укрепленного Тырту-Фрумосского района, в овладении городами Роман, Бакэу, Орадеа-Маре, Дебрецен, Секешфекервар, Будапешт, Вена и многих других.

         в 1944г. за взятие разведотрядом, которым мне пришлось командовать, города и станции Аджуд-Ноу на подступах к г.Роман (Румыния) награжден орденом Красного Знамени. В том же году за взятие города Орадеа-Маре, после выхода разведотряда в тыл к немцам, был награжден орденом Отечественной Войны Iстепени. Немцы оказывали ожесточенное сопротивление с фронта и овладеть городом не удалось. Наш разведотряд проник в тыл к противнику и устремился к городу Орадеа-Маре. Бросок был так стремителен, что когда я доложил по радио о том, что мы в городе, командир корпуса не поверил нам, однако, сообщил об этом во фронт. Для проверки нашего донесения прибыл представитель фронта. И лишь когда мы встретили его на центральной площади города, сомнения рассеялись. Командир корпуса, сомневаясь, однако, в нашей объективности, выслал сапера, с приказом навести мост. Но делать это им не пришлось, так как мост был захвачен нами и саперы доложили об этом командиру корпуса.

         За этот бой были награждены все воины разведывательного батальона, а лейтенанту Котлову, действия которого обеспечили выход во фланг и тыл, было присвоено звание Героя Советского Союза.

         Запомнились тяжелые бои под Будапештом, когда немцы пытались деблокировать свою группировку и завязались ожесточенные бои в районе г.Секешфекервар. Корпус много маневрировал и много раз противостоял главным силам немцев, в числе которых были танковые дивизии «СС». Хорошо помнится такой эпизод. Наши войска овладели г.Ньиредхаза в Венгрии. Корпус был на острие удара и в это время немцы внезапно нанесли фланговые удары и окружили часть наших войск.

         Было принято решение выходить из окружения. Ведомые разведчиками части корпуса успешно вышли из окружения. Через некоторое время мы снова овладели городом. Последними боями, которые вел корпус были бои за овладение Веной.

         Весть о Победе пришла к нам в Чехословакии, где расположился корпус.

         Через пару месяцев корпус получил приказ передислоцироваться в район г.Луцка, а затем в район городов Овруч, Коростень.

         В середине 1946г. я уехал в Москву на командный факультет военной академии бронетанковых войск им.Сталина.

Основание: Ф-4216 оп.1 д.1 л.1-6.

 

 

   

  • Вы здесь:  
  • Главная
  • Фотогалереи
  • Коллекция документов и воспоминаний участников Великой Отечественной войны 1941-1945 гг.